Чувство сверхъестественного ужаса может быть индуцировано в обычных смертных различными способами. Одним из принципиальных условий является ощущение того, что мы не те, кем мы полагаем что являемся, что было кратко затронуто в предыдущем разделе. В своем революционном эссе
«Подтверждение того, что обсуждаемая эмоция связана со сверхъестественным, часто соотносится, в частности, с сомнением относительно одушевленной или неодушевленной природы вещей или, точнее, выражением „традиционно понимаемой анимированности человека“, состоящей в типичной реакции общества на серии телесных движений, сопровождающих умственные и нервные расстройства.
Некоторые пациенты, страдающие подобными заболеваниями, производят на большинство людей зловещее и сверхъестественное впечатление.
Из опыта окружающих нас сограждан мы легко можем заключить, что обычная жизнь являет собой относительную физическую гармонию, в которой ментальные функции как правило сохраняются в состоянии неизменного взаимоотношения, при том что умеренные отклонения от подобного равновесия встречаются практически у всех нас: подобное поведение… составляет человеческую индивидуальность, и представляет основание для нашего суждения о ней. Большинство людей не демонстрируют устойчивых физических странностей. В наибольшей степени такие странности становятся заметными в процессе проявления серьезных заболеваний, когда внезапно становится очевидным, что в человеческой психике не все имеет внешнее трансцендентное происхождение, когда элементарные формы сознания все еще присутствуют в нем и доступны для нашего прямого восприятия.
Общепринято, что в наше время здоровое состояние обычно ассоциируется с терминами нормальной психологии.
Однако, когда относительная физическая гармония в зрителе оказывается существенно обеспокоенной, и, если ситуация не кажется знакомой или комической, или не является последствием маловажного происшествия, или чего-то ранее знакомого (например, алкогольной интоксикации), тогда в необразованном наблюдателе темной тучей поднимается мрачное подозрение что в том, что он ранее полагал целостной психикой, теперь наблюдаются механические процессы. Нет ничего странного, что эпилепсия именуется morbus sacer, „священная болезнь“, подразумевая в этом недуг, происходящий не из человеческого мира, а из чужих и загадочных сфер, поскольку спазматический эпилептический припадок вдруг раскрывает наблюдателю истинную сущность человеческого тела — при обычных условиях настолько полноценного, целесообразного и единого, и функционирующего в соответствии с приказами собственного сознания, как чрезвычайно сложный и деликатный механизм. В этом состоит важная причина того, что эпилептические припадки производят на зрителей столь мощное демоническое впечатление».
Замечательность примера Енча состоит в том, что он объясняет сверхъестественное не как объективное качество внешнего мира, но как субъективное качество наблюдателя внешнего мира. Так устроен реальный мир: сверхъестественное есть продукт нашего собственного сознания — и ничто другое. Тем не менее для среднего наблюдателя сверхъестественное происходит из объективных стимулов, из нечто, что словно бы имеет свою собственную власть. В приведенном примере объективным стимулом является одушевленный индивидуум, наблюдаемый в процессе нарушения «традиционно понимаемой анимированности человека», а именно — нарушитель это эпилептик, демонстрирующий в разгар приступа необычные телесные движения. Субъективная реакция на видимый объективный стимул сверхъестественного есть получение «темного знания» о действительном функционировании индивидуумов, в том числе и самих свидетелей эпилептического припадка. Говоря более обще, не только эпилептик воспринимается наблюдателем как сверхъестественный (если только зритель не является врачом, который трактует эпилептический припадок в терминах современной медицины, а не «традиционного понимания»), но наблюдатель и себя воспринимает как нечто сверхъестественное, поскольку осознает механическую природу любых человеческих тел, и, экстраполируя, приходит к выводу о том, что в том
В отличии от примера Енча, описывающего некто охваченного эпилептическим припадком, художественные обращения к ужасу наиболее успешны в случаях, когда описываемые ими феномены касаются сверхъестественного, начинающего угрожать не только снаружи, но и изнутри. Подобные виды ужаса могут быть порождены только в тех случаях, когда сверхъестественное соединяется со зловещим, поскольку даже физиологи и нейробиологи, путем ли современного медицинского, или любого другого просвещения, не способны комфортно преодолевать сверхъестественное. Кровожадные вампиры и голодные зомби — яркие примеры в подобном контексте, поскольку их внутренняя сверхъестественность нежити, представляющая их объективно зловещими
