чувств и необычных приключений. Самым ярким представителем нового направления была Лидия Чарская.

Ничто не могло сравниться с успехом Лидии Чарской (1875 – 1937) в предреволюционной литературе. Пятнадцать лет каждое выходившее из-под ее пера произведение становилось бестселлером. Продуктивность писательницы была невероятной: она выпускала четыре-пять романов и повестей ежегодно. Чарская за свою жизнь написала более восьмидесяти произведений – романов, повестей, рассказов, сказок и стихотворений – главным образом для детей и молодежи, но иногда и для взрослых. Ее регулярное участие в «Задушевном слове» было для журнала чрезвычайно важным, но она находила время писать и для «Нового мира» – вольфовского журнала для взрослых.

Лидия Воронова (это ее настоящая фамилия) родилась в хорошо обеспеченной семье, жившей в Царском Селе под Санкт-Петербургом. Она рано потеряла мать и оттого сильно привязалась к отцу, полковнику и военному инженеру. Его второй брак привел к семейному конфликту, дочь несколько раз пыталась бежать из дома и наконец была отдана в привилегированный Павловский женский институт в Петербурге. После выпуска в 1893 году восемнадцатилетняя Лидия училась на актерских курсах. С 1898 по 1924 год она служила в Александринском императорском театре, в основном исполняя эпизодические роли. Ранний брак быстро распался, и чтобы поддержать себя и малолетнего сына, она начала писать под псевдонимом Чарская. Первый роман для девочек, «Записки институтки», был создан на основе ее собственных школьных дневников. Публикация романа в 1901 – 1902 годах в «Задушевном слове» привела к мгновенному успеху.

Жизнь в частном пансионе описывалась в литературе с 1830-х годов. Школьницы – в основном аристократического происхождения – проводили в подобных заведениях шесть-семь лет, практически не контактируя с внешним миром. Это были годы формирования характера. Девочки обычно поступали в восьмилетнем возрасте. С выпуском из института детство заканчивалось, наступала взрослая жизнь.

В «Записках институтки» Люда Влассовская, скромная и добросердечная сирота, приезжает с Украины и на протяжении семи лет живет за закрытыми дверями пансиона в окружении девочек. Для писательницы сложные взаимоотношения между девочками важнее самого сюжета. Между пансионерками идет борьба за влияние, основанное и на личных качествах, и на успеваемости, и всем новеньким приходится проходить трудный процесс привыкания. Разнообразен диапазон эмоций – преданная дружба сменяется презрением и ненавистью, раскаянье ведет к прощению, стыд уступает место чувству собственного достоинства. Необдуманные проделки приводят к ссорам и вражде, а сны и суеверия порождают мистические видения и ночные приключения. В конце концов ученицы всегда примиряются друг с другом, и все заканчивается слезами и поцелуями. Культ дружбы силен. Одиноким девочкам необходим идеальный образ отца, и хотя большинство учителей остаются на заднем плане, священник становится предметом обожания. Девочки с нетерпением ждут рождественской и пасхальной служб в институтской церкви; другое важное событие – ежегодный приезд государя императора с супругой.

Противоположностью грустной Люде является Нина Джаваха, загадочная девочка с Кавказа. Гордая и свободолюбивая, Нина с трудом смиряется с жизнью среди запретов и правил. Высокомерная новенькая, полная аристократической спеси, все же становится вожаком класса и задушевной подругой Люды. Сцена смерти Нины в пансионе очень мелодраматична – это типичный пример романтического мотива «молодой смерти».

За «Записками институтки» последовали и другие романы с рядом тех же персонажей – «Княжна Джаваха» (1903), «Люда Влассовская» (1904), «Вторая Нина» (1907) и «Джаваховское гнездо» (1910). Серый и холодный Петербург с его удушающей атмосферой пансиона противопоставлен экзотическому Кавказу. Школьный роман уступает место романтической традиции с ее страстными героями и захватывающими приключениями. На русской заставе героиня становится свидетельницей столкновений с местными повстанцами. Для кавказцев это священная война, а русские сражаются за императора и империю. Христианство – религия милосердия – представляется определяющим элементом этой борьбы.

В «Княжне Джавахе» создается фон для главной героини, история, рассказанная с ее точки зрения. Нина – единственный ребенок грузинского князя, который принял сторону России в войне против мусульман. Чтобы еще усложнить историю Нины, Чарская придумала ей мать-татарку, перешедшую в христианство. Мать умирает, когда Нине всего девять лет, и девочка растет смелым и диким сорванцом. Она сражается с бандитами и одна скачет на коне по горам. Отец, чтобы укротить ее нрав и исправить дурные привычки, решает отправить дочь в пансион в Петербурге – она должна стать истинной княжной.

В книге «Вечера княжны Джавахи» (1911) Чарская собрала кавказские легенды, полные романтических приключений и страстных чувств. Эти легенды Нина Джаваха слышала еще ребенком, и с их помощью читателю предлагается глубже понять ее характер.

Ни одну из многочисленных героинь Чарской не обожали так, как Нину Джаваху. Фантазии смешивались с действительностью: читатели отправлялись в Павловский институт, чтобы найти комнату, где занималась Нина, или искали ее могилу на Новодевичьем кладбище в Петербурге. Юная Марина Цветаева написала стихотворение «Памяти Нины Джавахи», где восхищается двойственностью ее природы: нежная и вместе с тем неприступно-гордая, любящая свободу, но обреченная умирать в четырех стенах института. Другая горячая почитательница Чарской, дочь Леонида Андреева Вера, чувствовала близость к обеим героиням – Нине и Лиде, персонажу автобиографических романов писательницы: «Лидия Чарская со своими падающими в обморок слезливыми институтками возбуждала острое презрение мальчишек, – чтобы не уронить себя в их глазах, я вслух тоже глумилась над героинями Чарской, но втайне любила несчастную и гордую княжну Джаваху и очень жалела бедную институтку Лиду, так страдавшую – за что? – от ненавистной мачехи»[209]. В советское время Елена Боннэр (1923 – 2011), несмотря на неодобрение матери, тайно читала Чарскую: «Я даже иногда примеряла к себе образ Нины Джавахи, потому что, глядя на себя в зеркало, находила, что мы с ней похожи» [210].