Ужели в час такой уместен твой зарок?

Друг, в нищете своей отдай себе отчет!

Ты в мир ни с чем пришел, могила все возьмет.

«Не пью я, ибо смерть близка», – мне говоришь ты;

Но пей ты иль не пей, она в свой час придет.

Бегут за мигом миг и за весной весна;

Не проводи же их без песен и вина.

Ведь в царстве бытия нет блага выше жизни, —

Как проведешь ее, так и пройдет она.

Тревога вечная мне не дает вздохнуть,

От стонов горестных моя устала грудь.

Зачем пришел я в мир, раз – без меня ль, со мной ли —

Все так же он вершит свой непонятный путь?

Водой небытия зародыш мой вспоен,

Огнем страдания мой мрачный дух зажжен;

Как ветер, я несусь из края в край вселенной

И горсточкой земли окончу жизни сон.

За пьянство господом не буду осужден:

Что стану пьяницей, от века ведал он.

Когда бы к трезвости я сердцем был привержен,

Всеведенью творца нанес бы я урон.

Несовместимых мы всегда полны желаний:

В одной руке бокал, другая – на Коране.

И так вот мы живем под сводом голубым,

Полубезбожники и полумусульмане.

Из всех, которые ушли в тот дальний путь,

Назад вернулся ли хотя бы кто-нибудь?

Не оставляй добра на перекрестке этом:

К нему возврата нет, – об этом не забудь.

Нам с гуриями рай сулят на свете том

И чаши, полные пурпуровым вином.

Красавиц и вина бежать на свете этом

Разумно ль, если к ним мы все равно приедем?

От вешнего дождя не стало холодней;

Умыло облако цветы, и соловей

На тайном языке взывает к бледной розе:

«Красавица, вина пурпурного испей!»

Вы говорите мне: «За гробом ты найдешь

Вино и сладкий мед, Кавсер и гурий». Что ж,

Тем лучше. Но сейчас мне кубок поднесите:

Дороже тысячи в кредит – наличный грош.

В тот час, как свой наряд фиалка расцветит

И ветер утренний в весенний сад влетит,

Блажен, кто сядет пить вдвоем с сереброгрудой

И разобьет потом бокал о камень плит.

Я пьяным встретил раз пред дверью кабака

С молельным ковриком и кубком старика;

Мой изумленный взор заметив, он воскликнул:

«Смерть ждет нас впереди, давай же пить пока!»