Брукмэн зарычал от нетерпения.

– Кому какое дело, что она думает? Она – моя племянница, моя воспитанница, и сделает так, как я скажу! Ты для нее – не самая плохая партия. Не какая-то неотесанная деревенщина. Ты – джентльмен по рождению и воспитанию, и…

– Ни слова об этом, – буркнул Глэнтон, отстранив старика и шагнув к девушке.

– Вы согласны выйти за меня? – спросил он напрямик.

Она ответила долгим, напряженным, исполненным отчаяния взглядом. Должно быть, от нее не укрылась доброта и честность в его глазах. Внезапно вскочив, она рванулась к нему, схватила обеими руками его смуглую ладонь и вскричала:

– Да! Да! Прошу вас, возьмите меня в жены и заберите от этого…

Кивком головы она указала на Джона Брукмэна. Ее жест был исполнен страха и ненависти, но старик и глазом не повел. Он вновь со страхом взглянул на часы и нервно хлопнул в ладоши.

– Быстрей! Быстрей! Лем привез лицензию, согласно моим указаниям. Он вас и поженит – немедленно, сейчас же! Станьте здесь, у стола, и возьмитесь за руки.

Ричардс тяжело поднялся и подошел к столу, листая на ходу потрепанную книгу. Все эти драмы и тайны не стоили для него ни гроша. Ему просто предстояло зарегистрировать еще один брак.

Так Эммет Глэнтон и оказался у стола об руку с девушкой, которую видел впервые в жизни, перед мировым судьей, бормочущим ритуальную формулу, которая вот-вот скрепит их брак. Только теперь он услышал имя девушки – Джоан Цукор.

– Берешь ли ты, Эммет, эту женщину… – монотонно бубнил судья.

Механически ответив на вопрос, Глэнтон невольно стиснул тонкие пальчики невесты. В этот миг он увидел лицо, прижавшееся к стеклу снаружи – бледную, в потеках крови, маску самой смерти, лицо полоумного Джошуа.

Во взгляде, брошенном маньяком на Глэнтона, полыхала безумная ненависть, при взгляде на стоявшую рядом женщину в глазах безумца вспыхнул тошнотворный огонь вожделения. Затем лицо его скрылось. За окном вновь осталась лишь непроглядно-темная ночь.

Кроме Глэнтона, безумца не заметил никто. Получив от старого Джона плату, Ричардс степенно проковылял к выходу, и дверь захлопнулась за ним. Глэнтон и девушка, не успевшие оправиться от неожиданности, безмолвно смотрели друг на друга, но старый Джон не дал им передышки. Он вновь бросил взгляд на часы – стрелки показывали десять минут двенадцатого – едва ли не силой сунул в руки Глэнтона закладную и пачку банкнот и подтолкнул его с девушкой к двери. Лицо его было мертвенно-бледно, но теперь к непонятному страху в его глазах прибавилась искорка дикого торжества.

– Поди вон! Вон из моего дома! Забирай свою жену и ступай! А я умываю руки! Я за нее больше не в ответе! Теперь это – твоя забота! Подите оба вон, да поживее!

Так и не успев оправиться от изумления, Глэнтон вместе с девушкой оказался на крыльце. Изнутри донесся скрежет запирающегося замка и лязг цепочки. В гневе он шагнул было к двери, но тут же заметил, что девушка дрожит и кутается в плащ, который успела сдернуть с вешалки, прежде чем Брукмэн выставил их за порог.

– Идемте, Джоан, – смущенно сказал он, взяв ее под руку. – Думаю, ваш дядя сошел с ума. Нам лучше уехать.

Рука девушки ощутимо дрожала.

– Да, едемте поскорей!

Ричардс, как обычно, оставил ворота во двор открытыми нараспашку. Створки хлопали, грохотали под порывами ветра, стонавшего в ветвях можжевельника. Глэнтон ощупью двинулся на звук, прикрывая девушку от порывов ветра, яростно трепавшего полы ее плаща.

При взгляде на густо посаженные вдоль дорожки конические кусты можжевельника Глэнтона тоже пробрала дрожь. За каждым из этих кустов мог затаиться маньяк, заглянувший в окно. Это существо больше не было человеком – оно превратилось в хищника, вышедшего на ночную охоту.

Джон Брукмэн так и не дал Глэнтону возможности предупредить о безумце. Глэнтон решил позвонить ему по телефону, вернувшись к себе на ранчо. Мешкать здесь, во тьме, пока рядом бродит это исчадье ада, было нельзя.

Глэнтон не на шутку опасался обнаружить Джошуа прячущимся в машине, но в кабине не оказалось никого. С неимоверным облегчением он включил фары, и пара лучей пронзила тьму, точно два копья. Девушка рядом с ним тоже облегченно вздохнула. Конечно, она ничего не знала о таящейся поблизости смерти, но чувствовала злобу ночи, угрозу в густой черной тьме. Даже от столь скромной иллюминации на душе у обоих стало намного спокойнее.

Без лишних слов Глэнтон завел мотор, и они пустились в путь по тряской, ухабистой дороге. Его снедало любопытство, но он никак не мог решиться задать вертевшийся на языке вопрос. Но вот девушка заговорила: