Незваный гость стоял спиной к окну, за которым я прятался, и лицом к Ричарду Бренту. С виду он казался обыкновенным человеком – высоким и сухощавым мужчиной в облегающих одеждах и в чем-то вроде плаща, висевшего на широких плечах. Но при виде него меня охватила странная дрожь, и я наконец понял, чем был тот ужас, что я ощущал с того самого момента, когда эта поджарая тень возникла на тропе над телом Джима Тайка. В нем было что-то противоестественное, не сразу очевидное из-за того, что он стоял ко мне спиной, но в его фигуре определенно присутствовал намек на какую-то ненормальность. И мои чувства были ужасом и отвращением, которые всякий человек чувствует по отношению ко всему ненормальному.

– Они превратили меня в этот кошмар и прогнали прочь, – вещал он своим отвратительным чавкающим голосом. – Но изменение не произошло в единый день, месяц или год! Они играли со мной, как демоны играют с обреченными душами на раскаленных сковородах ада! Много раз я мог умереть вопреки их усилиям, но меня подкрепляли мысли о мести! Все эти черные годы, наполненные пытками и болью, я мечтал о том, как однажды отплачу тебе за все, Ричард Брент, порождение зловоннейших бездн преисподней!

И вот, наконец, началась охота. Оказавшись в Нью-Йорке, я отправил тебе фотографию моего… лица. А вместе с ним – письмо, описывавшее все, что произошло со мной, и то, чему только предстоит случиться. И ты, дурак, решил, что можешь от меня сбежать? Неужели ты подумал, что я бы предупредил тебя, не зная, какова моя добыча? Я хотел, чтобы ты страдал, предчувствуя гибель, чтобы ты жил в страхе и прятался, как преследуемый зверь. Ты бежал, а я следовал за тобой от одного побережья до другого. На время тебе удалось ускользнуть, спрятавшись здесь. Но рано или поздно я должен был унюхать тебя вновь. Когда черные монахи Ялгана превратили меня в это, – он поднял руку, видимо, указывая на свое лицо, и из глотки Ричарда Брента вырвался слабый крик, – они также наделили меня частью качеств того существа, которое копировали.

Мне недостаточно убить тебя. Я хочу насладиться местью до последней сладостной капли. Именно ради этого я отправил телеграмму твоей племяннице, единственному созданию во всем мире, до которого тебе есть дело. Мой план исполнился в точности, за одним небольшим исключением. Бинты, которые я носил с тех пор, как покинул Ялган, зацепились за ветку, и мне пришлось убить идиота, взявшегося провести меня к твоему дому. Никому не позволено увидеть мое лицо и остаться в живых. Кроме, разве что, Топа Брэкстона, который, впрочем, больше похож на обезьяну, чем на человека. Я повстречался с ним вскоре после того, как в меня выстрелил этот Гарфилд, и решил довериться ему, видя в нем ценного союзника. Он слишком примитивен, чтобы чувствовать при виде меня такой же страх, как тот другой негр. Он считает меня каким-то демоном, но, пока я не настроен к нему враждебно, не видит причин не заключить со мной соглашения. Мне повезло встретить его, так как он позаботился о возвратившемся Гарфилде. Я хотел было прикончить его сам, но он слишком ловко обращается с оружием. Ты мог бы поучиться у местных жителей, Ричард Брент. Их жизнь сложна и полна насилия, они упорны и опасны, как равнинные волки. А ты… ты так мягок и ослаблен благами цивилизации. Ты умрешь слишком быстро. Будь ты таким же, как Гарфилд, я мог бы сохранять тебе жизнь многие дни, растягивая твои страдания.

Я позволил было Гарфилду уйти, но этот идиот вернулся, и его пришлось прикончить. Бомба, что я кинул в окно, не произвела бы на него должного эффекта. В ней содержится химическое вещество, секрет которого мне удалось вызнать в Монголии, но ее эффективность зависит от физической силы жертвы. Ее достаточно, чтобы справиться с девчонкой или слабым изнеженным вырожденцем вроде тебя. А вот Эшли удалось выбраться из хижины, и он бы вскоре совершенно пришел в себя, если бы я не наткнулся на него и не обезопасил себя раз и навсегда.

Брент издал высокий стонущий крик. В его взгляде не было ни следа сознания, только всепоглощающий ужас, а с губ срывалась пена. Он был так же безумен, как странное создание, владычествовавшее в этой чудовищной комнате. Только беспомощно извивавшаяся на столе девушка была в себе, всё остальное превратилось в противоестественный кошмар. Наконец совершенное безумие овладело странным созданием, и натужный монотонный рассказ сменился пронзительным воплем.

– Сначала девчонка! – проверещал Адам Гримм, или то, что когда-то было Адамом Гриммом. – Девчонка… Ее я убью так же, как казнят женщин в Монголии – живьем снимая с них кожу, очень-очень медленно! Она истечет кровью, чтобы ты, Ричард Брент, страдал, как страдал я в Черном Ялгане! Она не умрет до тех пор, пока на всем ее теле, кроме головы, не останется ни дюйма кожи! А ты, Ричард Брент, будешь смотреть, как я свежую твою любимую племянницу!

Не думаю, что Брент что-либо понимал. Он был за пределами понимания, бормотал и мотал головой из стороны в сторону. С его неустанно двигающихся бледных губ срывалась пена. Я поднял было оружие, но в этот момент Адам Гримм обернулся, и при виде его лица я замер, парализованный. Не знаю, что за мастера безымянных наук скрываются в Ялгане, но для создания этой физиономии наверняка должна была использоваться темная магия прямиком из ада.

В то время как уши, лоб и глаза принадлежали обыкновенному человеку, нос, рот и челюсти никому не приснились бы и в кошмаре. Я сам не могу подобрать подходящие слова, чтобы их описать. Они были уродливо вытянуты, как пасть животного. Верхняя и нижняя челюсти – без всякого подбородка – выдавались вперед, как морда волка или пса, из-под вздернутых звериных губ выглядывали длинные клыки. Остается только гадать, каким образом эти челюсти управлялись с человеческой речью.

Но изменения коснулись не только внешности. Глаза, горевшие как адские угли, имели выражение, какого не может быть ни у одного человека, здравомыслящего или безумного. Изменив лицо Адама Гримма, черные монахи Ялгана изменили и его душу. Он больше не был человеком, но самым настоящим оборотнем, чудовищем из средневековых легенд. Когда существо, которое было когда-то Адамом Гриммом, двинулось в сторону девушки с блестящим скорняжным ножом наготове, я, наконец, согнал с себя паралич страха и выстрелил сквозь дыру в ставнях. Пуля попала точно в цель, и я