волновалась за него. – Есть причина не рассказывать?
– Ты говоришь, как мама.
Прошлое и во сне ее достаточно преследует. Он ей точно не нужен, чтобы оживлять старые воспоминания. Снов о прошлых неудачах и так достаточно.
– Ну, да. Но ты не сможешь сказать, что я на нее и похожа больше.
Он смутился, словно поняв, что его бесцеремонный комментарий причинил ей боль. Пусть смущается, ей не нужна чья-либо жалость.
– Думаю, ты был занят поиском...
– Да, но...
– ...Но это безнадежно, – закончила за него она. Она знала, что его поиски в Денвере – впустую проведенное время. Она была тем, что есть, и нет никакого способа это изменить.
– Не совсем то, что я собирался сказать, – его голос звучал раздраженно. – Не думаю, что все так безнадежно, но в ближайшее время не получится.
Получается, он хочет, чтобы она по-прежнему пыталась игнорировать нарастающее чувство голода. Разве он не знает, как это тяжело?
– Как по-твоему, кто я? Святая? – она горько рассмеялась.
– Неважно, как ты выглядишь, ты все еще человек. Вот поэтому ты до сих пор борешься с природой вендиго. Ты знаешь, что такое быть вендиго, и ты знаешь, что это не правильно.
Так ли это? Она вендиго, прямо сейчас. Природа вендиго – ее природа, даже если она еще не сдалась голоду.
– Кто сказал, что я что-то хочу менять?
– Ты. Ты каждый день живешь и борешься, но никого не убиваешь.
– А как на счет дзу? Разве это не в счет?
– Бог прощает кающихся, – он выглядел грустным.
– Он был вкусным, – сказала он, чтобы посильнее взбесить его, но это была правда. Дзу утихомирил ее голод лучше, чем мясо, что приносил Призрак.
Задрожав, она отвернулась. Она не была уверена, от чего она задрожала, то ли от ужаса, то ли от восторга. Он заметил ее реакцию.
– Видишь? Ты еще не смирилась с неизбежным. Значит, у тебя еще есть надежда, и это будет твоим спасением, – он осмотрелся. – Я знаю, что Призрак охотится для тебя. Я уже с ним разговаривал. Тебе придется потерпеть еще некоторое время.
– Ладно. Может, потерплю, может, и нет. Ты утверждаешь, что готов попробовать еще раз?
– Ну, я надеюсь еще кое-что придумать, – немного поколебавшись, ответил он, – но произошло кое-что важное, – и он торопливо рассказал ей о Паучихе и о том, какие у нее на мир планы. После того, как он быстро и схематично обрисовал ситуацию, глубоко вздохнул и добавил: – Извини, Дженис. Надеюсь, ты поймешь – это важнее одного человека.
Что-то всегда было важнее.
– Ты так часто клялся, что любишь меня.
– Я знаю, как это звучит. Хотелось бы, чтоб было по-другому, но я не вижу выхода. Просто нет времени, чтобы заняться сперва тобой. Слишком многое поставлено на карту.
– Все правильно. Кто заботится об одной душе, когда весь мир в опасности.
– Это не честно. Но правильно. Да я просто в отчаянии, когда с тобой разговариваю. Если не хочешь признать, что речь идет об обязательстве человечеству, вспомни свой тотем. Волк – стайный зверь. Стая – это большая семья, а семья должна заботиться о своих. Я должен это сделать. Ты ведь тоже часть этой семьи.
Такое его возмущение заставило ее разозлило.
– Так позаботься о своей стае, – зарычала она. – Ты же сам настаивал, что мы до сих пор семья.
– И мы семья, – твердо сказал он и продолжил он немного мягче: – Но мы также и часть большей семьи. Я не могу смотреть, как погибает большая семья, чтобы только один из ее членов мог жить.
Благо для всех. Как часто она слышала подобное? Сейчас она не хотела ничего слышать об этом. Многие о ней не вспоминали, и она намеревалась вернуть все долги. Пора позаботиться самой о себе. Она махнула рукой, словно отмахиваясь от него, и сказала:
– Так иди и делай то, что хочешь сделать. Мое разрешение тебе не нужно. Когда закончишь, может быть, я еще буду здесь.
Но он отказался уходить.
– Я не хочу этого делать, мне нужно это сделать. Это должно быть сделано. И мне не нужно твое разрешение. Мне нужна твоя помощь, – сказал он и рассказал об ужасных последствиях заговора Паучихи.
Из рассказа следовало, что если та штука, за которой охотится Паучиха, попадет не в те руки, последствия могут оказаться примерно такими же