идеологизации исследовательского процесса. И если теперь читатель Пушкина, углубившись в содержание созданного его гением образа, в какой-то его грани узнает самого себя, буду считать, что время, затраченное на это исследование, не пропало зря.
В чем же причина того, что на протяжении многих десятилетий содержание романа «Евгений Онегин», как и другой, не менее значимой, части творчества Пушкина, интерпретируется неполно и неправильно? Вряд ли можно согласиться с чрезмерной резкостью оценки талантливого литератора М. Веллера: «Впрочем, в массе своей литературоведы такие же тупые люди, как и прочие граждане […] Вдуматься в смысл текста, допустить возможность, что они что-то элементарно не знают и не понимают – отсутствуют принципиально, принципиально отсутствует та самая интеллигентность мысли, коя есть сомнение и неудовлетворенность собственными достигнутыми результатами. Особенно это видно у нас на критике о Пушкине: работает целая кондитерская фабрика по выработке елея, патоки и глазури для Пушкина, каждое слово берется за эталон, каждая запятая заведомо гениальна, Пушкина как автора для них нет, есть идол, канонизированный гений, сияющий пророк, протрубить которому – не акт критики, не дань признания, но символ веры и причащения божества […] Все это было бы смешно, когда б так сильно не тошнило…»{73}.
Думаю, что дело не просто в тупости. За последние несколько десятков лет, начиная, пожалуй, с Тынянова, литературоведы, посвятившие свою жизнь пушкинистике, сделали очень много интересных находок, которыми невозможно не восхищаться. Дело, скорее, в ангажированности их мышления, что не совместимо с научной деятельностью. Они исходят из того, что Пушкин
Филология наша является частью нашего общества, в котором было принято гневно клеймить все, что либо не вписывается в установленный стандарт, либо просто непонятно. Когда Тынянов написал свои лучшие работы, посвященные творчеству Пушкина? – В двадцатые годы. Когда закрепилось то нетерпимое отношение к свежей мысли, которое до сих пор доминирует в пушкинистике? – Увы, в 1936-1937 гг., когда к столетнему юбилею со дня смерти поэта в ударном темпе готовилось Большое Академическое собрание. Сейчас, по прошествии шести десятков лет, стали появляться публикации, в которых выражается удовлетворение тем фактом, что в условиях репрессий в отношении работников Пушкинского Дома коллектив, занимавшийся подготовкой Большого академического собрания, не пострадал. Но это не совсем так – пострадала наука, и отношение коллег к творческому наследию репрессированного Ю. Г. Оксмана тому яркое свидетельство.
Эта тенденция закрепилась при подготовке и (пере)издании «малого» академического собрания в десяти томах, уже после войны – поколением, сменившим в тридцатые годы предыдущее, еще способное свободно мыслить.
Комментарий Оксмана, 1934 год, и фактически опровергающая его статья Попова в 1940 г. Вот в этот промежуток времени все и произошло. 1937 год, первый сборник произведений Катенина в Малой серии «Библиотека поэта», вступление и комментарий Вл. Орлова. 1954 год – этот же сборник уже в третьем издании этой серии. В книге «П. А. Катенин. Избранное» (М.-Л., «Советский писатель», 1965) авторство вступительной статьи и комментария принадлежит Г. В. Ермаковой-Битнер – Вл. Орлов к тому времени уже стал редактором серии. Но зато текст произведений Катенина приводится по экземпляру прижизненного издания из частного собрания Вл. Орлова, о чем делается специальная отметка, и приходится только недоумевать, почему для этой цели не годятся другие экземпляры. Как отнеслась Ермакова-Битнер к комментированию неудобных мест, примеров достаточно, они приведены выше. Вопрос, пропустил ли бы Вл. Орлов, занимавший влиятельное положение, что-либо, противоречащее имиджу Катенина как «друга» Пушкина, считаю риторическим.
1984 год. В издательстве «Просвещение» выходит монография Б. С. Мейлаха с избитыми штампами в отношении «Повестей Белкина»; солидное издательство то ли не знает, то ли просто не хочет знать о публикации за десять лет до этого материалов Белькинда и Шварцбанда, по сравнению с которыми сентенции Мейлаха выглядят более чем слабыми. Оно и понятно – тут центральное издательство, Мейлах, а там – какой-то пединститут, к тому же еще и Даугавпилский…
Издательство «Наука», в котором в 1974 году вышла «Поэтика Пушкина» С. Г. Бочарова, – не Даугавпилский пединститут, а посвященный «Повестям Белкина» раздел в этой книге – едва ли не лучшее, что вообще было опубликовано о поэтике Пушкина за все годы существования пушкиноведения. Не считая, правда, опубликованной в 1967 году статьи самого Бочарова «Форма плана» («Вопросы литературы», 12-1967), содержание которой стоит не одной докторской диссертации. Ясно же, что опубликованная в 1984 году монография Мейлаха – шаг назад. Выходит, что просвещение интересует не содержание творчества Пушкина, а нечто иное? Что же в таком случае?
А ведь до 1984 года, в 1980 году, тоже в издательстве «Наука», вышла еще и монография Н. К. Гея о прозе Пушкина – пусть эта работа не такая сильная, как у Бочарова, но и по сравнению с нею монография Мейлаха проигрывает… Кстати, редактором монографии Н. К. Гея был уже С. Г. Бочаров – к тому времени все еще кандидат филологических наук. Что же это за наука такая, которая держит в черном теле такие светлые головы?..
1996 год, «Новое литературное обозрение». Подписанная инициалами заметка-фельетон по поводу издания в Москве сборника статей о творчестве Пушкина. Аноним изгаляется по поводу того, что из шестнадцати статей сборника по крайней мере тринадцать были ранее опубликованы, в их числе статьи С. Г. Бочарова и B.C. Непомнящего. Мне стыдно за журнал «Новое литературное обозрение» и за его редакционную коллегию – ведь то, что удалось
