«Это было чрезвычайно повредило ему во мнении молодежи». Глагол «было» в подобном контексте обычно принято относить к просторечию, и на первый взгляд его употребление рассказчиком вносит диссонанс в уже сложившееся представление о нем как о достаточно интеллигентном человеке. Следует однако отметить, что это «было» является рудиментом временной формы сложного предпрошедшего времени («плюсквамперфекта»), существовавшей в древнерусском языке. По этой причине данный случай следует рассматривать как еще один аргумент в пользу вывода о склонности «помещика» к архаике. Но этим, пожалуй, вопрос не исчерпывается.

Дело в том, что эта временная форма, требующая употребления добавочного глагола, обрела статус архаичной только в русском языке (в украинском она сохранилась несколько лучше). В романо-германских языках она распространена до настоящего времени. Людям, хорошо владеющим одним из таких языков и употребляющим его достаточно часто, при выражении своих мыслей на родном языке иногда приходится сталкиваться с необходимостью мысленного перевода с иностранного – что в общем-то характерно для тех, кто по-русски плохо знает, журналов наших не читает. Это им, больше читающим не по-нашему, «галлицизмы милы», поэтому в их русской речи могут проскальзывать штампы из иностранного языка, в том числе и в письменном переводе. Естественно, что «галлицизмы» проявляются в первую очередь там, где грамматика иностранного языка не противоречит логике русского. Скажем, в случае с плюсквамперфектом, который до сих пор не чужд нашей психологии.

Я хочу сказать этим, что «просторечие», проскочившее в тексте рассказчика, имеет романо-германскую основу. То есть, «помещик» должен хорошо владеть иностранным языком (что для Белкина исключается) и часто им пользоваться. Собственно, в этом нет ничего странного, поскольку фабулы пяти созданных им «побасенок» в основном взяты из французских источников – по всей видимости, он их просто переводил на русский «с листа», заменяя по ходу имена и некоторые детали.

В тексте обнаруживается значительное количество случаев, подтверждающих это. Например, такой несколько скрытый галлицизм, как: «Пробегая письмо, глаза его сверкали». В принципе, к галлицизмам такой оборот можно отнести только в том случае, если исходить из презумпции, что в русском языке не «глаза пробегают», а мы «пробегаем что-то глазами».

Но вот другой случай – там же, в «Выстреле», все в той же первой его главе: «Вы согласитесь, что, имея право выбрать оружие, жизнь его была в моих руках». Это уже – чистейший галлицизм типа «проезжая мимо – с меня слетела…», и факт его употребления не оставляет никаких сомнений в том, что «автор» цикла настолько вжился во французский язык, что даже в родном русском склонен оперировать его стилистическими особенностями. И тут же следует прямое подтверждение в виде упоминания о красной шапке с золотой кистью, с галуном: «(То, что французы называют bonnet de police)». «Автор» даже не приводит перевода этого названия, явно считая, что его будущие читатели, так же как и он сам, с пеленок воспитывались французскими гувернантками и гувернерами, и в переводе не нуждаются.

На данном этапе можно сделать вывод, что «истинный» автор цикла явно склонен к употреблению архаизмов и галлицизмов, что сближает его образ с образом «автора» «Евгения Онегина» (там вопросу употребления архаизмов даже было посвящено отдельное примечание, а свое отношение к «милым» ему галлицизмам Онегин продекларировал в тексте; Набоковым в романе выявлены сотни галлицизмов; особенно много их в тексте письма Онегина к Татьяне).

В последовавших за «Выстрелом» повестях их «автор» уже открыто оперирует не только французскими фразами, но и латынью, что особенно заметно в тексте «Барышни-крестьянки» – завершающей повести цикла, где даже собака не понимает по-русски, а героиня вообще считает русский язык «местным наречием». Здесь сатира «помещика» явно конгениальна с приведенным выше пассажем в «Сплетнях» Катенина.

К портрету «автора» «белкинского» цикла можно добавить и то, что он не владеет английским языком, в противном случае фраза, вырвавшаяся в финальной сцене из уст находившейся в состоянии сильного волнения героини, была бы приведена им на английском, а не на французском языке – ведь гувернанткой Лизы была англичанка. Впрочем, этот «прокол» может объясняться и тем, что, создавая эту повесть, он, «автор», просто переводил ее с французского текста, и в этом месте машинально оставил фразу из оригинала, позабыв на время, что в моменты сильного душевного волнения у Лизы непроизвольно должны были вырываться английские, а не французские фразы.

Заслуживает внимания четкая датировка «помещиком» начала Белкиным своих историко-литературных изысков. Вот он в «Истории села Горюхина» пишет от имени Белкина, что тот родился 1 апреля 1801 года. Такая пунктуальность дает основание предположить, что «помещик» склонен к педантизму, и что уж хоть по этой части у него не будет сбоев. Но вот по каким-то художественным задумкам ему захотелось несколько «затемнить» точный календарь биографии своего вымышленного персонажа, и он вкладывает в уста своего рассказчика такую фразу: «В сие время определился я юнкером в ** пехотный полк, в коем и находился до прошлого 18** года». Возможно, «помещик» не совсем уверен в себе, опасается, что может допустить какой-то анахронизм, и решает не увязывать создание этого произведения с точной датой. Однако в последнем предложении предыдущего абзаца он сообщает, опять же словами Белкина, что тот служить пошел по достижении 16 лет. Значит – в 1817 году. Далее, по возвращении со службы: «Восемь лет не видел я Горюхина». Следовательно, «к историям охотник» вышел в отставку в 1825 году, и, поскольку в полку находился «до прошлого года», значит, «исторический» сказ ведется с позиции 1826 года, когда Белкину было 25 лет.

Таким образом, четко продемонстрировав, что не желает давать точную временную привязку событиям биографии Белкина, «помещик» тем не менее в сжатом пространстве, ограниченном двумя-тремя страницами, все же приводит исчерпывающие и едва завуалированные данные, побуждающие даже не совсем внимательного читателя сделать элементарные вычисления, которые неизбежно дают дату создания «Бориса Годунова» (других сколь-нибудь