Их окружают развалины, сточенные временем, неузнаваемые, рассыпавшиеся в прах. Невозможно понять, чем они были когда-то. Порой Ци Рех замечает намеки на стены с ямами дверных проемов, но ничего более. Всего лишь призраки истории, тени времен, когда давинцы строили нечто более значительное, чем привычные для него юрты.

Жрецу известны и иные отголоски древности — сами ложи Давина, и в центре кратера его ждет Ложа Эха, величайшая из всех существующих. Она и есть источник божественного света, который, как теперь понимает Ци Рех, суть ещё одно отражение священного эха. Обладай жрец нужными знаниями, он увидел бы в танце света нечто большее, чем гнилостный отблеск разлагающихся мыслей. На мгновение Ци Рех даже унижен тем, как далеко ещё он отстоит от абсолютного знания.

Восемь огромных столпов поддерживают Ложу Эха над землей, они приземисты, в ширину больше, чем в высоту, хотя и впятеро выше самого Ци Реха. Так должно быть, ибо здание, что опирается на них, монолитно и весьма массивно. Его боковые стены строго вертикальны, при этом они гладкие, как стекло, и правильной формы, как кованое железо, хоть и выложены из камня. Башенки в четырех углах строения загибаются под острым углом к центру крыши, напоминая когти, готовые обхватить жертву.

Передняя стена ложи отлична от остальных, на ней нет ни единого гладкого места. Это сложное сочетание изгибов, углублений и выпуклостей, на которых танцует гнилой свет кратера. Он перескакивает с камня на камень, обнажая и скрывая детали, порождая и убивая тени, становящиеся образами, которые беспрерывно меняются, соскальзывая из одного значения в другое, прежде чем люди успевают осознать их. Стена больна. Стена поет. Стена больна песней. Отголоски эха обрели форму в её камне, и стена стала их посланником, через которого они говорят со всем Давином.

А что же внутри? Внутри ждет прародина всех отзвуков и отголосков, внутри лежит предназначение Ци Реха, цель его долгого похода.

Внутри то, что он должен исполнить.

Он должен проложить путь.

Но он не видит двери, ведущей внутрь. Жрецу приходилось стоять перед вратами в Храм Ложи Змея, где Хорусу было дано видение истины. Те врата превосходили все известное ему не только по своим размерам, но и по исходящей от них мощи. Мало того, они были настоящим произведением искусства, их гравировку в виде Древа, обвитого Змеем, не мог надеяться повторить никто из нынешних давинцев. Даже из Ложи Гончего Пса, которая сама обладала подобными памятниками старины. Все жрецы понимали тогда, что никакая ложная гордость не вправе отвергать дом Змея как единственно возможное место для проведения ритуала над Воителем. К вратам порой относились, как к делу рук самих богов.

Здесь же, охваченный священным трепетом, Ци Рех вдруг представляет себе, что Ложа Эха и есть один из богов. Как он сможет подчинить его своей воле? Или даже осмелиться на это? Он ведь даже не в силах добраться до стен ложи, столпы слишком высокие и гладкие, чтобы пробовать забраться по ним.

И все же, жрец осторожно идет вперед, следя за смертоносными лучами света, и ученики по одному следуют за ним. Он чувствует, как грани света касаются его рук и ног, скользят по коже у горла, но не более того. Хат Хри умилостивила их в достаточной мере, и кровь паломников больше не прольется — здесь и сейчас, разумеется.

Пробираясь среди руин, Ци Рех ощущает надоедливое гудение призраков разрушенных построек. С ними приходят проблески прежнего видения, дарующие новый осколок понимания: важно не то, что было уничтожено, важен сам факт разрушения. Это был дар, принесенный давинцам, дар, который сейчас обновляется раз за разом и мир за миром, странствуя по Галактике.

Развалины обрываются на границе круга из обожженного до черноты камня, охватывающего Ложу Эха. Ци Рех останавливается там же и вытаскивает из заплечной перевязи свой посох с головой змея. Он чувствует тончайшее покалывание в шее, древнейший признак того, что на него смотрят чьи-то глаза. Жрец высоко вздевает над головой посох, бросая вызов их хозяевам.

Он не боится — это не божественные глаза, а человеческие.

Один за другим, со всех сторон круга из руин выходят иные жрецы в сопровождении своих последователей. Все они, отвечая Ци Реху, высоко держат свои посохи с головами медведя, ястреба, ворона, дикого кота, волка, дракона, крысы…

Все ложи Давина собрались здесь, и все смотрят друг на друга с равной ненавистью.