Удивительно, но в университете к его досрочному возвращению отнеслись вполне благожелательно, тем более что основную часть работы он уже выполнил, а бюрократические формальности, связанные с окончанием командировки, можно будет завершить потом. О нюансах своего последнего дня пребывания в Фордо он, по настоятельному совету президентской охраны, которого нельзя было ослушаться, как и о подробностях возвращения в Тегеран, никому ничего не говорил, даже своим домашним.

Больше всего ученого озадачил тот факт, что в иранских средствах массовой информации до сих пор не было публикаций о происшествии в Фордо. Полазив по Интернету, он нашел какие-то невнятные заметки зарубежных СМИ то о взрыве в результате диверсии, то о технологической аварии на заводе по обогащению урана и вялые правительственные опровержения и заявления о «клеветнической пропаганде продажных западных журналистов». Ни о причиненном ущербе, ни о президенте Ирана в этой связи не упоминалось ни слова. «Значит, ущерб действительно большой…» – сделал собственный вывод Мохаммед.

Неприятным было и то, что в течение трех дней он не мог дозвониться ни до одного из своих коллег по заводской лаборатории. Все мобильники тупо молчали. Наконец, уже устав вколачивать пальцем кнопки в панель телефона и потеряв всякую надежду, он кое-как дозвонился до здоровяка Али и слезно упросил его приехать в Тегеран, пригнать оставленную в Фордо машину и привезти командировочные документы. Приехать Али смог только через пять дней – всклокоченный, осунувшийся, весь какой-то дерганый и без намека на то чувство юмора, которым был известен едва ли не всему предприятию.

Мохаммед пригласил его в небольшой ресторанчик, где за отдельным столиком в маленькой выгородке они могли не только поесть, но и с глазу на глаз обсудить события последних дней.

– Не знаю, в курсе ты или нет, но не прошло и пяти минут после отъезда президентского кортежа, как рухнула та часть здания, где была наша лаборатория.

– То есть… – у Мохаммеда перехватило горло, – если бы Ахмадинежад задержался там еще чуть-чуть, то…

– То его бы завалило обломками бетонных стен и перекрытий. В такой ситуации остаться живым просто невозможно. Там погибли один или два человека… Их тела откопали только через два дня. Сначала кто-то даже сказал, что и ты остался под завалом… Потом вспомнили, что видели тебя рядом с президентом уже на улице.

– Да, не знаю, как так получилось и зачем, но охрана затолкала меня в свою машину… довезла до дома и отпустила.

– Повезло… А нас неделю трясли на допросах… Кто что видел, что знает, по какой причине был сбой в компьютерной сети и почему произошла катастрофа… – Али зло сплюнул. – Запретили выезд с территории предприятия, ограничили въезд. Исключение только членам межведомственной комиссии, которые разбирались в технических причинах аварии, следователям, кто вел дознание, да рабочим на разборке завалов. А нам даже все мобильники повырубали и строго-настрого запретили говорить кому-нибудь об этом чрезвычайном происшествии. Даже подписку взяли… – Здоровяк нервно кусал свои мясистые губы. Было видно, как тяжело ему дались эти несколько дней после аварии.

– А жертв много? Разрушения большие?

– Не знаю, все в страшной тайне держат… Вниз, понятно, никого, кроме специалистов, не пускают.

– Наши-то из лаборатории все живы?

– Все. Тоже теперь голову ломают, почему это все случилось.

– И почему? – не удержался Мохаммед.

– Да кто ж его знает… Говорят, был запущен вирус компьютерный. А как, каким образом – неизвестно. Теперь до конца жизни копать будут, искать виновника. Скорей бы уж нашли эту сволочь! – Казалось, попади сейчас «эта сволочь» в руки Али, он без труда и с превеликим удовольствием свинтил бы ей голову.

Они помолчали, Мохаммед вытер со лба обильно выступившую испарину. И не духота была виной жара, который внезапно пробрал его от головы до копчика. Говорить стало трудно – по языку словно пескоструем прошлись. Но он понял, что только от Али может получить какую-то более-менее достоверную и важную информацию, а потому вместе с потом выжимал из себя вопросы.

– А что за вирус? Я-то не сильно разбираюсь в этих делах…

– Говорили будто «Stuxnet». Его разработали специально для атаки наших ядерных объектов.

– Кто разработал…

– Спроси, что полегче… Израильтяне, американцы, немцы, может быть, китайцы или индусы…

– А индусам и китайцам-то это зачем? Вроде не враги Ирану… И что делает этот вирус?

– Может снимать информацию, может изменять параметры работы аппаратуры. – Али отхлебнул свой сок. – Говорят, что эта тварь «Stuxnet» способна вмешиваться в работу электродвигателей центрифуг для обогащения урана. Вирус может дать команду и раскрутить их с запредельной скоростью, и вся центрифуга летит к чертовой матери… – Слова его были злобные, тяжелые, как и он сам, мускулистые.

– Ну точно, тогда это Израиль… или американцы, – подумав, добавил Мохаммед. Уж кто-кто, а он-то на сей счет не сомневался.

– Я особо не в теме. Наш завлаб говорил, что с инфицированного USB-накопителя вирус атакует обычный персональный компьютер с оперативной системой Windows, а при включении этого компьютера в локальную сеть завода вирус встраивает свой код в программное обеспечение, которое отвечает за