– Нет.

– Мы не можем быть друзьями.

– Нет… да… можем… – Я была в шоке. – Я Саше этого не говорила. Она сказала мне про тебя то же самое.

– Правда? Так ты меня не ненавидишь?

– Нет! Я тебя не ненавижу. В прошлом ненавидела, да. Но не сейчас.

Я сказала это слишком громко. Я поняла это. Было слишком поздно закрывать рукой рот, но я все-таки это сделала. Хотя теперь это уже было не важно. Дверь распахнулась, и мужчина посветил фонариком прямо нам в глаза.

– Кейд Дженнингс? – сказал он.

– Единственный и неповторимый, – ответил Кейд.

– Пройдемте со мной.

Вечер закончился плохо. Кейд отправился в тюрьму. Ладно, просто в кабинет охранника, где его заставили позвонить родителям, чтобы те за ним приехали. А меня отпустили. Я не хотела уходить, но Кейд безостановочно твердил: «Лили, серьезно, все нормально. Я в порядке. Иди». Он снова меня спасал.

Поэтому я ушла, хотя, наверное, стоило остаться. Нет, я не должна была оставаться. Я не могла допустить, чтобы Кейд понравился мне еще больше. Я приносила его в жертву на алтарь дружбы. Изабель все-таки была для меня важнее.

Я отправилась домой и наконец смогла закончить текст песни «Забытый». Песни, которую я технически не могла записать, потому что осталась без гитары. Но, даже одолжив гитару, я не смогла бы исполнить эту песню. Она была о Кейде. Сомневаюсь, что он отнесется доброжелательно к моей победе на конкурсе с песней, основанной на событиях его жизни, ведь он держал их в секрете. Будто Кейд хотел, чтобы мир узнал об отсутствии у него отца, когда ему было тяжело даже писать об этом анонимно.

Сидя на кровати с блокнотом, я посмеялась над собой. Над мыслью, что эта песня могла бы получить приз. Что стала бы всемирно известной только потому, что я выступила с ней на конкурсе. Мои шансы были равны нулю. Да и в любом случае я не могла так поступить с Кейдом. Он слишком сильно мне нравился.

Все утро понедельника я поджидала появления Кейда. Мне хотелось увидеть его, дабы понять, что в отеле все закончилось хорошо. Так как он больше не писал мне письма, то приходилось рассчитывать свои силы, чтобы попытаться разузнать о нем хоть что-нибудь. Но я нигде его не видела. Идя на урок химии я молилась, чтобы появилось письмо. Я верила, что теперь, когда мы сдали итоговую контрольную, Кейд напишет и извинится за то, что перестал писать, так как был слишком занят учебой. Ведь это отличное оправдание.

Но когда моя рука нащупала под партой пустоту, у меня опустилось сердце. Либо Кейд выяснил, что ему писала я, и таким образом продемонстрировал свое отношение к этому, либо просто двигался дальше – у Кейда всегда было плохо с концентрацией внимания.

Это не имело значения.

– Что ты хочешь сегодня на ланч? – спросила Изабель.

Я дернула молнию, которая застряла в нижней части толстовки:

– Не знаю. Что-нибудь горячее. Мне холодно.

– Им надо разместить здесь тележку с супом. Это было бы здорово.

– В Аризоне?

– Ладно, на декабрь им надо разместить здесь тележку с супом.

– Согласна.

Я заворчала от того, что молния не поддавалась. Я следовала за Изабель, которая куда-то быстро шла, ее туфли мелькали в моем периферийном зрении, пока я копалась с молнией.

– Как думаешь, чего хочет Саша?

– Что?

Я подняла голову и увидела Сашу, которая направлялась прямо к нам, на ее лице отражалась смесь гнева и горечи. Я не знала, что делать. В правой руке Саша держала кучу бумаг, и мне понадобилось немного времени, чтобы понять, что это. Но уже до того, как она подошла ко мне, я знала, что