На деле же – именно сейчас Скаут наилучшим образом погружён в бездну ноосферы.

Сикорски даёт мне глотнуть электролита. Расслабляюсь. Жду, когда волны подхватят меня.

Пробираться в детские сны проще всего. Засыпая, ребёнок подключаются к ноосфере напрямую, по широчайшему каналу, в отличие от взрослого, чей сон – лабиринт, выстроенный из его опыта, травм, радостей, опасений и ожиданий, побед и поражений.

Сложность состоит в том, чтобы оказаться во сне конкретного, нужного нам ребёнка. Вся надежда на так и не заработавший толком «Ad cerebrum» и малыша Дэйви с его уникальной включённостью в ноосферу.

Прежние мои путешествия по ноосфере были квинтэссенцией непроизвольности, случайности и беспечности. Меня носило по этому миру, как лёгкое смеющееся пёрышко. Теперь мне предстоит двигаться целенаправленно и желательно очень быстро.

У нас есть отправная точка: Скаут.

У нас есть две координаты. Образ его матери, который я углядел в водоворотном слое ноосферы: на фотографии, где она защищает рыдающую сестрёнку Скаута. Информация о том, что мать вылетела в Арктику.

Мы падаем, с лёгкостью преодолеваем поверхностный водоворотный слой и выныриваем в том самом месте, о котором напомнило мне путешествие по кровеносной системе. Я оборачиваюсь к Дэйви и вижу подростка с разноцветными глазами, каким всегда его воображал. Только здесь, в ноосфере, мне не приходится прилагать усилий для подобной перцепции. Дэйви смотрит на меня сверху вниз: я в инвалидном кресле, которое прилагается к моему воображаемому аватару. Дэйви протягивает руку. Встаю. Я всё тот же неповоротливый толстяк, каким представлялся себе в реальном мире. От этого образа не так-то просто избавиться, да и некогда. Мы бежим.

Впереди хаотически ветвятся в многомерном пространстве коридоры. Это хуже, чем тупик. Выбрать невозможно. Неожиданно Дэйви хватает меня за руку, и мы падаем, мы летим, пробивая слои ноосферы один за другим. Аллюзии жалят нас хвостами, тени идей коварно расступаются на нашем пути, чтобы тотчас окутать непроглядной тьмой; взрываются со всех сторон фейерверки смыслов.

А потом – щелчок – и мы на месте.

«Ad cerebrum» сработал, пусть и не так, как должен был по задумке авторов.

Снежная пустыня, обманчиво цельная и надёжная, а на деле – дискретное скопление ледяных глыб. Краткий миг затишья сменяется порывом шквального ветра, который, смешавшись с миллиардами колючих снежинок, превращается в огромную движущуюся стену. К вою ветра прибавляется заунывный стон бьющихся друг о друга льдин. И, конечно, холод. В ноосфере из объективного физического факта холод превратился в пугающую абстракцию, в кристаллическое чудовище, которое находится одновременно повсюду и нигде. Которое тянет свои острые щупальца к маленькой фигурке Скаута.

Да, это он, Скаут. Далеко впереди. Стена из снега и ветра вот-вот отрежет его от нас, или щупальца холода накроют непроницаемым куполом… но Дэйви делает всего шаг – и мы уже рядом.

Здесь, в глубоком сне, Скаут продолжает путешествие, начатое в реальности. В ноосфере нет тайн, и мне становятся ясны его стремления и мотивы. Школьная экскурсия на арктическую станцию, которая казалась величайшим приключением, полным загадок, риска и открытий, обернулась скучнейшим фантиком без конфеты внутри. Здравствуйте, дети, вот так мы живём, тут едим, а там – работаем; посмотрите, дети, направо, посмотрите налево. Теперь дружно моем руки – и на обед; скоро за вами прилетят. Нет, Северный полюс далеко. Нет, туда мы не отправимся.

А вот здесь вы не угадали, уважаемые полярники. Именно туда мы и отправимся. Мы – Скаут и весь его внутренний мир, весь его огромный рой фабрикатов. Нужно только слегка перенастроить передатчик, вшитый в правое запястье…

В реальном мире Скаут, свернувшись в позе эмбриона, замерзает на льдине по адресу 87.693602, 82.618790. Во сне Скаут без страха продолжает свой путь к Северному полюсу.

Моему другу Е. непременно понравился бы этот мальчишка. Но нам пора его покинуть. Сейчас он для нас только точка отсчёта.

Прыжок.

Внезапно с ужасом понимаю, как я ошибся. Разумеется, существо, зовущееся матерью нашего Скаута, ни за что не уснёт, пока её ребёнок замерзает где-то на пути к Северному полюсу. Следовательно, попасть в её сон, даже имея координаты и точку отсчёта, нет никакой возможности.

И тем не менее куда-то мы добрались.

Здесь темно. Это не та прозрачная темнота покоя и уюта, какой полны иные уголки ноосферы. Это темнота густая и вязкая, нас точно опустили в бочку с воображаемым мазутом. Размеры бочки неизвестны. Я держусь за плечо Дэйви – не хватало ещё потеряться.

Мазутная тьма расступается, и я вижу просторную комнату. Стены комнаты выкрашены голубой краской ровно до половины. Выше – побелка. Краска облупилась и пошла трещинами, побелка имеет сероватый оттенок. Слева – дверь, распахнутая в тёмный коридор. Правая стена изрезана окнами – три огромных проёма без занавесок. За окнами ночь и голые, скрюченные скелеты деревьев, тени которых словно бы продолжением своих хозяев ползут по освещённому луной полу комнаты. Здесь дюжина кроватей, но занята только одна. На ней, съёжившись, сидит девочка. Я узнаю в ней сестрёнку Скаута, изображение которой нашёл в водоворотном слое. Она и теперь рыдает, но очень тихо. Будто звуки могут привлечь внимание… кого-то или чего-то