— и ты безвозвратно пропала!

Антония медленно встала и стояла перед ним с опущенными глазами, скрестив руки на груди. Трудно сказать, что происходило внутри нее, но лицо ее выражало глубокое смирение и безграничную покорность.

Граф еще с минуту продолжал молча на нее смотреть.

— Я все сказал, — прибавил он. — Если же ты забудешь хоть что?нибудь из сказанного мною, я более не стану тебя предостерегать, а прямо буду наказывать.

Она молча склонила голову.

Тогда с лица графа сбежала всякая суровость и оно приняло свое обычное выражение спокойствия и достоинства.

— Господин Бальцер дома? — спросил он.

— Я думаю, что дома, — тихо отвечала она. — Он недавно просил у меня свидания.

— Я хочу его видеть, — сказал граф.

Дама покорно склонила голову и вышла из комнаты.

— Какая сцена! — с ужасом воскликнул аббат. — Что за женщина!

Граф, казалось, что?то обдумывал.

— Вы думаете, она будет вам благодарна за то, что вы ее пощадили? — спросил аббат. — Вы действительно ожидаете, что она исправится?

— Не знаю, — спокойно отвечал граф. — Будем надеяться, что сердце ее смягчится. Во всяком случае, она бесценное орудие.

— Что вы замышляете? — с удивлением спросил аббат.

Граф медленно опустился в кресло и сделал знак аббату, приглашая его сесть рядом.

— Молодой друг мой, — заговорил он серьезно и ласково, — вы принадлежите к священной лиге; вы воин, сражающийся за Церковь. В вас есть ум, твердость и вера, вы призваны трудиться со мной над торжеством божественных прав на земле, над возведением обетованного храма на скале Святого Петра. Говорю вам: нам предстоит жестокая борьба, новая и тяжкая работа!

Он с минуту помолчал, погруженный в собственные размышления.

— Все, что мы до сих пор сделали и подготовили, — продолжал он, — разрушено. Мы вступаем в новую фазу. Австрия отреклась от самых первооснов своего существования. Она отреклась от Церкви, на почве которой сложилась в государство, с помощью которой до сих пор держалась и влияние которой одно могло продлить ее существование в будущем. За этим первым шагом по новому пути в силу непреложного закона логической постепенности последуют другие. С Австрией отныне наши счеты покончены. Можем ли мы еще рассчитывать на Францию — пока для меня не совсем ясно. С виду, кажется, да, но настоящее положение Франции представляет для нас мало гарантий. Господствующая там ныне сила — демонического свойства: она первая наложила руку на старинные, священные права церкви. Миру предстоит обновление, — продолжал граф вдохновенно. — Немецкая нация мало?помалу пробуждается и растет. Кто знает: может быть, Провидение предназначает некогда распавшуюся на части Германию сделаться со временем твердым фундаментом Царства Божьего? Будущее покажет это, — прибавил он после минутного молчания. — Мы же должны быть настороже. Нам следует зорко наблюдать за всем, что совершается, чтобы быть в состоянии пользоваться событиями. Как нам предстоит действовать — пока трудно определить. Во всяком случае, здесь более нечего ни ожидать, ни делать, — здесь развалины, которые мало?помалу обратятся в прах. Я еду в Париж, — продолжал он, поднимая голову. — Там центр готовящихся событий, оттуда мы можем обозревать нити, управляющие миром. Вы меня сопровождаете? — прибавил он полувопросительно, полуповелительно.

Аббат поклонился.

— Мне приказано находиться в вашем распоряжении, — отвечал он. — Я горжусь и радуюсь, что имею такого начальника.

— Я возьму с собой эту женщину, — сказал граф. — Я ее освобожу от здешних цепей и поставлю на почву, где ее удивительным способностям будет раздолье. Теперь, когда она вполне в моих руках, она может оказать нам важные услуги.

Аббат испугался.

— Эту женщину? — переспросил он. — Неужели мы такими орудиями станем пятнать наше святое дело?

Граф поднял свои выразительные глаза и пристально устремил их на молодого человека.

— Так и вы заражены сомнениями? — медленно произнес он. — И вы принадлежите к числу малодушных, которые желают достигнуть цели, но разборчивы в средствах?

— Разве грех может служить небу? — нерешительно спросил аббат.

Граф встал. Вся фигура его преобразилась. Он гордым взглядом смерил молодого аббата и заговорил тоном глубокого, искреннего убеждения:

— Молния, убивающая людей и сжигающая жилища бедных, разве не служит вечным целям Божиим? Да и все разрушительные силы природы разве не обращаются в руках Всевышнего в средства к совершению великих дел! В том?то именно и состоит всемогущество Божие, что самое зло должно служить добру и содействовать достижению великих целей. Знаменитый немецкий поэт, хотя и не принадлежащий к числу верующих, и тот изображает дьявола как силу, которая желает зла, а творит добро. Мы, — воскликнул Риверо, и в глазах его сверкнул луч несокрушимой энергии, — мы воины, отстаивающие права