ночи.
Об этих ночных криках мне из соседней комнаты по телефону рассказывала Дина Морицевна Шварц, давний мой доброжелатель и, может быть, человек, оба раза спровоцировавший эти скандалы. Короче, в понедельник на студию Симонов пришел уже немного другим человеком. На сцене митинга даже прослезился, засморкался, а когда зажегся свет, сказал: “Раньше, по сути, у меня была одна картина – “Живые и мертвые”. Теперь их две”. Слово не воробей. Оно было сказано…».
17 мая в Госкино состоялся просмотр исправленной версии фильма. На ней присутствовал «просвещенный» Симонов. Когда Ермаш после фильма изрек фразу «Тяжелый случай», Симонов ему ответил: «Да, картина тяжелая, но хорошая». Ермаш удивился (он-то помнил, что Симонову тоже фильм сначала не очень нравился), после чего подписал приказ о приемке картины. Однако ее мытарства на этом не закончатся. Спустя месяц фильму дадут 2-ю категорию и промаринуют на полке целый год. На широкий экран «20 дней без войны» выйдут 1 мая 1977 года, да и то малым тиражом. В родной стране лента в те годы так и не удостоится каких-либо призов, зато будет отмечена на Западе: в мае 77-го стараниями секретаря Союза кинематографистов СССР Александра Караганова (того самого, сын которого в наши дни прославился очередной попыткой десталинизировать российское общество) фильм будет показан в Париже и удостоится престижной премии Жоржа Садуля.
С власть предержащими у Никулина были ровные и даже иной раз доверительные отношения. Ведь люди при власти тоже любили посмеяться и обожали и Никулина-клоуна, и Никулина-актера. Поэтому ему многое дозволялось из того, чего простым смертным (да и многим знаменитостям) делать было запрещено. Об одном таком случае рассказывает сын нашего героя Максим Никулин:
«…Скажу так: отец никогда не был диссидентом. Не выступал против “генеральной линии”. Но он умудрялся оставаться свободным человеком при любом строе, при любом генеральном секретаре или президенте, в любой ситуации. Вот пример. Был у него знакомый – Гарик Орбелян, брат известного джазового исполнителя. Гарик когда-то эмигрировал в Америку и, живя там, почему-то захотел подарить на юбилей Брежневу ружье. Это было очень трудно сделать – в посольстве не приняли, на почте не приняли. Но Гарик как-то ухитрился переслать ружье через страны третьего мира. Брежневу подарок понравился, он даже послал Гарику открытку с благодарностью. Но в итоге Орбеляна в советской прессе почему-то объявили агентом ЦРУ, что глупостью было несусветной. А тут Гарик как раз приехал в Москву. И позвонил отцу из гостиницы, предложил увидеться. Этот разговор при мне был. “Не вопрос! Приходи завтра на обед, жена сварит борщ, посидим, выпьем водки”. А через минуту – другой звонок. “Юра, привет, это Толик, полковник!” – “Да, привет!” – “Есть мнение, что встречу с Орбеляном надо отменить…” – “Чье мнение?” – “Да вот генерал наш…” И тут я впервые увидел отца в гневе. Как же он кричал! “Знаешь что, скажи своему генералу, пусть он идет…” Ну и адрес, куда идти. Отец бросил трубку и начал метаться по квартире. “Ну что они мне сделают, что? Звание не отнимут – я им нужен. С работы снимут? Нет, я им нужен. За границу не пустят? Хрен с ним, я уже все объездил!” Через пять минут звонок: “Это Толик! Ну в общем, я там все согласовал, можешь встречаться с кем хочешь”…».
А вот еще одна история на тему «Никулин и КГБ». Рассказывает Иоланта Кио:
«…На гастроли в Париж вместе с труппой отправился в качестве клоуна Юрий Никулин. В этой зарубежной поездке циркачей сопровождал куратор от КГБ, которого артисты прозвали между собой “Дзержинским”. Юрий Владимирович решил разыграть его.
Приходит Никулин к куратору и говорит: “У меня в номере в стену вмонтировано подслушивающее устройство”. – “Как вы это выяснили?” – “Электробритвой поводил по стене. И вам советую”. “Дзержинский” стал проверять – все стены обшарил с электробритвой. Никакого эффекта! Пошел к Никулину. А тот говорит: “У вас какая бритва? “Харьков”? Так она плохая. Возьмите мой “Филипс” и поищите заново”. Так бедняга и не понял, что его разыгрывают…».
