— И, за семь лет, ты — нигде — не появился.

— Это — плохо?

— Это — странно… Если… Я сделаю запрос, мне не придется… Разочаровываться? — Последнее слово, Вера Ростиславовна выделила интонацией. — И, встречать тебя у трапа, с наручниками?

— Не придется. — Заверил я, ее.

Кто сказал, что я — собираюсь возвращаться?!

— Хорошо. — Кивнула она, протягивая паспорт. — Доброго пути!

— Спасибо! — Сдержано поблагодарил я, убирая документ в правый, внутренний, карман.

— Андрюша… Ты — левша? — Вопрос застал меня врасплох.

— По некоторым, реакциям — да… — Подмигнул я, открывая, дверь. — Счастливо, оставаться!

— Я, провожу! — Придержал меня, за локоть, один из «мальчиков» Веры Ростиславовны. — Иначе — житья, не дадут!

— Это — точно. — Со вздохом, согласился я, представляя, как именно, могут встретить меня пассажиры рейса…

— Андрей! — Протянул я руку, своему сопровождающему.

— Мирон! — Пожатие у Мирона, было будь здоров!

К моему удивлению, Мирон провел меня мимо таможенного и медицинского постов, запросто отодвинув, возникшего у него на пути, «погранца».

Молча! Отодвинувшего!

Как, стул или, мешающую, ветку дерева!

«Зеленая фуражка» тоже — выпучил глаза.

— Не слишком, круто?! — Поинтересовался, оглядываясь на опешившего пограничника.

— Нормально… — Отмахнулся Мирон, открывая передо мной дверь служебного входа. — Тут, так положено. Либо, ты — гнешься, либо — перед тобой! Столица, ёк-макарёк!

— Ох ты, древность то, какая! — Рассмеялся я, услышав знакомое выражение.

— Любимое выражение Её Первосвятейшества! — Подмигнул мне парень, деловито хлопая себя по карманам. — Куда же я его… А, вот… Держи!

Мирон протянул мне таможенный талон, украшенный печатями, пройденных служб контроля.

— Твои, уже прошли, контроль. — Пояснил он мне, отвечая на удивленный взгляд. — Сейчас, полчаса — час, в салоне самолета, сидеть будете, пока капитана, другого, привезут…

— А этот, Алехин?

— Злоупотребление, служебными полномочиями. Ложный вызов, опергруппы. — Пожал плечами Мирон. — Её Первосвятейшество — самая злопамятная, из виденных, мною! А, «Аэрофлот», ее любимая, девочка для битья!

— Таки, есть за что? — Проходя по трубе, ведущей в салон самолета, в сопровождении Мирона, я приметил ярко вспыхнувшие глаза Татьяны.

— В седьмом году, «Аэрофлот», отказался вывозить беглецов из… — Мирон замялся.

— Знаю. Слыхал. — Подстегнул я, своего собеседника на продолжение беседы.

— Наша, Вера — свет — Ростиславовна, была в их числе. Им, пришлось выбираться, на своих, двоих. А с ней, была маленькая внучка, Светочка… Эй, ты… Чего, побледнел?! — Испугался Мирон.

«… А ты, женишься на мне, когда я вырасту?» — Маленькая девчушка, доверчиво прижалась ко мне, прикрывая глаза от огня костра.

— Конечно, женюсь! Только ты, вырастай, поскорее! — Я обнял ребенка и начал осторожно укачивать.

— Еще пара дней и мы, все, здесь — подохнем! В этих, болотах! — Выкрикнул мужской голос.

— Заткнись, баба истеричная! — Бабушка Светочки, распрямилась, как стальная пружина и врезала мужчине, под дых. — Иди, лучше, дрова, собери! Займись, чем-нибудь!

— Баба Вера, опять буянит, да? — Светочка ласково улыбнулась. — Ты, хороший!

Ласковое детское дыхание, посреди болот.

Двадцать семь человек, бредущих, по колено в ледяной воде.

Трое — детей…

— Здорово у тебя, с малышней, получается! — Баба Вера, тихонько, чтобы не разбудить детвору, присела рядом. — Своих, нет?

— Да, не судьба, как то…

— Если, завтра, распогодится… Эти… Вертолеты, за нами, пустят… — Баба Вера, титановой прочности и золотой души — человек.

— Не распогодится! — Пообещал я, твердо. — Пока, нам надо — не распогодится!..»

— Андрей, ты чего? — Мирон, сам бледнее белёной стенки, придерживал меня за плечи.

— Душно… — Вяло улыбнулся я. — Душ, бы…