— Знаю… — Вздохнул Кальяныч. — Все знаю. И про то, что тебе не сказали, что выжившие с «Осы» есть. И про то, что ты им не только Перчика не дал понюхать, даже анализы отказался сдавать, сунув под нос результат автоосмотра. И про то, как тебя особисты, гладили по шерстке — тоже знаю. А теперь — спать, летеха. Утро вечера мудренее!

Крышка ванны биовосстановителя плавно закрылась и я до хруста потянулся, предвкушая сладкий и долгий отдых, вполне даже заслуженный.

В ванне Кальяныч продержал меня полных пять суток, вымывая остатки боевой химии, очищая мои почки и печень, выпрямляя и сращивая помятые кости и ребра. В боевых условиях, все процедуры прокатились бы часов за тридцать, а тут — лафа!

Выбравшись из ванны, привычно похлопал в ладоши, разгоняя сознание и с удовольствием почувствовал, как мир растягивается и сжимается в унисон с моим дыханием.

— Не дизели! — Пристрожился Кальяныч. — Еще сутки, без «выплесков», пожалуйста.

— Кальяныч… — Замер я в дверях. — Сколько… Уцелело?

— Сто четыре с первой атаки и семьдесят семь — со второй. «Списанных» нет. — Кальяныч подмигнул мне. — Топай. Через два часа общий сбор. Прибыл Матти и Говрункель, собираются речугу толкнуть.

Привычно приложив к виску правую ладонь, развернулся кругом и «потопал».

В душе пело — сто восемьдесят один человек! Даже меньше одной десятой от штатного расписания. Но… Все равно — не ОДИН!

— Тортик! Живой! — Загалдела сотня глоток в общей столовой, стоило мне в ней появиться. — Давай, рассказывай! Как Вы отстрелялись? А то, нас по капсулам распихали и до прилета «Бессмертного» — ни гу-гу, союзнички, чтоб им звезды не светили!

— Эхой! — Принялся отбиваться я от наседающих «Ос», с радостью замечая, что среди совсем зеленых первогодков, промелькнул десяток лиц «старичков», а значит — «Серебряным осам» уготована вторая жизнь. — Сейчас Перчика позову, все расскажем и покажем!

— Отставить, лейтенант! — На пороге нашей столовой нарисовался смутно знакомый майор с лычками контрразведки. — Всем пройти на инструктаж.

— Кайфолом… — Пробормотала смуглокожая девица, проходя мимо меня. — Могли же, хоть полчаса дать…

Инструктажная «Серебряных Ос», рассчитанная на две тысячи носов, давила на нервы. В президиуме, кроме адмирала флота федерации Матти и господа-бога сателлита, генерал-лейтенанта Говрункеля — никого. Даже контрик остался за дверью.

— Господа пилоты! Прошу садиться! — Адмирал Матти, почтив ушедших привычной минутой молчания, щелкнул пальцами, вызывая у себя за спиной здоровенную голограмму, на которой крутился изящный кораблик. — От лица федерации, объявляю всему составу авианосца «Морская оса» благодарность! Ни дай Звезды, хоть кому-нибудь, повторить то, что сделали Вы! Однако — война продолжается.

Почти не слушая адмирала, я рассматривал кораблик. Что-то он мне напоминал! Хорошо забытое старое… Е-моё!

От моего протяжного свиста, сидящие рядом широко разулыбались.

Видимо я один такой тормоз, что опознал кораблик только сейчас, да еще и так позорно выдал себя.

— Вижу, все уже узнали старый истребитель наших союзников — «Пагирру». — Адмирал озорно подмигнул. — Есть предположения?

— Вижу новые дюзы и маневровых стало больше! — Вскочил слева от меня молоденький парнишка — первогодок, с позывным, если не ошибаюсь — «Крабат». — Горгрот — уехал и остекленение — уменьшилось. Новая модификация.

— Верно. Только не наша. Союзники, на основе «Пагирры», решили выпускать свои истребители. «Иглы» — слишком дороги.

— Тогда, надо садить второго… — Покачал головой мой сосед. — В одиночку, на «погибели» — тьма.

— Да… — «Крабат» почесал затылок. — Сдурели они, что ли?!

— Увы. — Адмирал тяжело вздохнул. — Последний год, решения и действия союзников основываются на полнейшем к нам недоверии. И последнее событие, это недоверие лишь укрепило!

— Это которое?! — Взвился со своего места рыжий, как огонь Вальтер Гюнце. — Мы им «глиссеры» валили, а они нам не доверяют?!

— Ну, что… Лейтенант Коржик… — Адмирал встал со своего стула, обошел длинный и сиротливо пустой стол, остановившись напротив меня. — Сколько раз тебя понижали? Четыре? Списать тебя, лейтенант… Да время — военное!

— Фи, четыре понижения… — Услышал я голос позади себя. — Здесь и по семь — не предел…

— Наш Коржик… — Начал адмирал и замер, пережидая смех и веселый выкрик с места: — Это не Ваш Коржик, а Наш — Тортик!

«Осы» и дисциплина… Только в бою. В остальное время — от языков нашей группы страдали не только адмиралы. Увы, надо соответствовать!

— Лейтенант Коржик… — Адмирал переждал бурю и продолжил свое выступление. — Отказался сотрудничать с контрразведкой союзников. Отказался пройти медицинское освидетельствование. Отказался пройти психологическое освиде…

— И что дальше? — Нетерпеливо подстегнул адмирала женский голос с правого фланга. — Один пес, лечились мы здесь!

Все бывшие раненые пришли в дикое возбуждение, из которого я понял, что врачи союзников боевую химию чистили больше для виду, налегая на забор крови, для анализов.

— Молчать! — Рявкнул Говрункель. — Союзники обвиняют нас в том, что инъекции, применяемые нами, превосходят передаваемые для них!