— Впечатляет! — Кивнул я и внезапно потребовал: — Ухи хочу!
— Будет тебе, уха… — Машенька прищурилась, нанизала рыбью тушку на нож и развернулась в сторону костра. — Будет тебе и уха, и требуха, и жаренное нечто…
Хоть и быстро пропало хорошее настроение, однако впереди было еще до вала работы — Форд надо было разгрузить, разобрать, промыть — просушить и снова собрать.
Через два часа, когда Мария пришла звать меня кушать, к ее удивлению, Форд весело порыкивал заведенным двигателем.
И не только к ее удивлению, скажу прямо.
Словно некая неведомая сила, защитила потроха авто от всепроникающей воды.
Впрочем — фары она благородно проворонила.
Сняв сидения, разложив на просушку чехлы и, на всякий случай, раскрыв все, что может открываться, отправился за стол.
— Уха из этой рыбы не получилась, наглухо. — Предупредила Мария, ставя на стол передо мной тарелку с жареной рыбиной.
Горячей и чудесно пахнущей.
— Зато жаренная — Закачаешься! — Потянул носом я и схватил первый кусок.
Минут через двадцать, потягивая горячий настой, сыто и соловело качался на стуле.
Рыба оказалась выше всяких похвал!
Мы с Машенькой, сточили ее и не заметили — как!
Сидя друг напротив друга, впервые за эти дни мы смотрели на соседа не волком.
Вот что еда животворящая вытворяет!
Махнув рукой на грязную посуду, девушка икнула, прикрыв рот ладошкой, зевнула и скрылась в своем жилище.
Я, последовал ее примеру, с удобствами устроившись в своем армейском тарантасе.
Разбудил меня жуткий вой.
Форд-Бронко, заунывно выл, включив свою сигнализацию, собака серая!
Такой сон прервал…
Зевая так, что челюсть вон, побрел к машине — скинуть клеммы с аккумулятора.
«Стоять… Я же их, того, скинул!» — Всполошился я и уже рысью, метнулся к джипу, воющему и мигающему стоп сигналами.
За три часа, простояв под ярким светом местного светила, кстати, надо узнать, как Мария его назвала, внедорожник украсился белыми разводами, по яркой краске и очень даже, неожиданно быстро — высох.
Заглянув под капот, обнаружил пару любопытных генераторов, даже в самом диком похмельном сне — ни разу не платиновые! И даже — не свинцовые или медные — дешевые и потому самые распространенные.
— Не трожь. — Зло рявкнула Машенька, шлепнув по рукам своими смерчиками. — Не твоего ума, дело.
И снова, захотелось ей врезать — от всей души.
Пикнув брелоком, хозяйка отключила сигнализацию.
— Хватит. Надоело. — Отчетливо произнес я и, развернувшись на каблуках, потопал в сторону своего спального места. — Хочешь — секреты секретить — твое дело! Только спать не мешай!
— Не кричи на меня! — Зло выдохнула мне в спину Машенька.
— Иначе — что?! — Я развернулся и заглянул ей в глаза. — Ну? Давай, красивая. Стукнешь меня? Разговаривать перестанешь? В монастырь уйдешь? Что Ты Мне Сделаешь?! У меня ничего нет — и отнять — то нечего! Это у Тебя, такой хорошей, правильной, умной, расчетливой — есть что терять. У меня — нечего! Так что, я буду повышать на тебя голос — иначе, кроме себя самой, ты никого не слышишь! И, по сторонам оглянись — то… Устал я от Вас, лядских экзотов! Все бы вам, чужими руками…
Удар смел меня и впечатал в дверь грузовика.
— Это всё, на что ты способна? — Презрительно сплюнул я, отлепившись от двери. Пнуть, исподтишка? Или, твоё любимое оружие — ходить с недовольной харей, брезгливо глядя на окружающих? Ой, нет, я понял — это не ты виновата — это я во всем виноват! Появился тут, в койку затащил и…
Меня снова вломило в многострадальное авто.
— Что, Машенька — обидно? — Злорадство распирало меня, словесную плотину, наконец-то прорвало. Отчего-то я был уверен, Машенька из тех, кто уже неоднократно предавал. А значит — будет предавать вновь и вновь.
О чем я и не приминул ей сообщить, удостоившись очередного удара.
Сплюнув кровь, широко улыбнулся.
— Не тех, Ксорер проклял! — Выплюнул я из себя, вспоминая разговоры и о звездном флоте, и об экспериментах, что проводились на базе «Ридж». —