там привиделось, что она…
Трейлер, всё ускоряясь, мягко заскользил по склону вниз, увлекая за собой новый язык оползня.
— Вот! Об этом и Речь! — Дилан почесал нос и выругался.
Смачно и от души!
У меня, уши в трубочку, свернулись!
«ТФ», развернуло носом против движения оползня, и мы любовались катящимися на нас валунами, догоняющими нас, обгоняющими нас, скрежещущими по обшивке и оставляющими после себя, длинные полосы ободранной краски и рваные следы.
Зеркал заднего вида на нашем трейлере отродясь не было — их заменили камеры заднего обзора, ныне приказавшие долго жить.
Шумела каменная река, трейлер качало с боку на бок, а мы с Диланом смотрели друг на друга.
— Ну, Маша, Погоди! — Садовников сдвинул рукоятку джойстика вперед и нажал на газ. — Выберемся — свечку поставлю! За здравие!
«Мамонт» дрогнул и заревел двигателем; колеса принялись изображать из себя гребные, как на старинных пароходах.
Очередной камень, звонко впечатался в лобовое стекло, покрывая его паутиной трещин.
Оборот колес, еще и еще один.
Трейлер задрал морду, выбираясь на поверхность.
Трясло — нещадно!
С каждым оборотом колес, с каждым метром, отвоеванным у оползня, я чувствовал, как разочарованно выдыхает нечто, так и не заполучившее нас.
— Спасибо, Мария… — Прошептал я себе под нос, чтобы не услышал Садовников.
Трейлер сделал очередной рывок и нас выбросило на устойчивую поверхность.
— Ну, Машенька… — Дилан торопливо повел авто, прижимаясь к крутому склону, метров на шестьсот ниже бывшей дороги. — Беру свои слова назад. Не прав был. Но, порка Тебе, все едино, не помешала бы!
Петляя между переломанных стволов деревьев, трейлер упрямо прогрызался к виднеющейся вдалеке, просеке.
На жалких девять километров, мы потратили два с половиной, почти три, часа!
При этом мне еще приходилось несколько раз выходить и подрубать, некоторые стволы деревьев.
На дорогу выехали уже в полной темноте — фар, нижних, мы лишились еще в оползне. А верхних — в лесу, когда Дил не рассчитал… И, лобового стекла, кстати, мы лишились — тогда — же!
А на улице — не лето, между прочим!
Приткнувшись на обочине, мы с Диланом отправились спать, решив, что со всеми проблемами разберемся с утра, по свету.
Нет, конечно я бы мог, заняться ремонтом — мне и без света — не тускло… Но… Смысл?!
Заперев дверь, ведущую в кабину — чтобы не тянуло холодом и, залепив выбитые окна кусками полиэтилена, Дилан занялся ужином, а я, из принципа, принялся ему мешать, расспрашивая и тормоша.
— Дилан, не страшно было дочек, одних, отправлять? — Устроился я в уголке нашей кухоньке и, получив в руки нож и картошку, принялся делать два дела, одновременно.
— Страшно? — Садовников замер, с поднятым ножом, которым кромсал свинину. — Да, страшно. Но и сидеть им дома — страшно. Страшно — скучно. Мы, могли, отправить их на Камалу, Тару или на другие, параллели… Там тоже — много работы. Много нового, интересного. Непонятного. Миры открыты всего десятилетие и пионеров ждет множество открытий…
Нежно-розовое мясо, нарезанное аккуратными кусочками, оказалось в глубокой тарелке. Посыпались специи, и ловкие руки Дила принялись мять мясо, «прожимая» специи.
— Наши девочки, — в голосе мужчины послышалась неприкрытая гордость, — такие же хитрые, как их мать; такие же умные, как я; и такие же авантюристки, как их тетка. Все вместе, очень даже взрывоопасная смесь. Смесь, управлять которой, надо научится… Вот и рассудили мы, с супругой — пусть по родному дому, покатаются… Посмотрят, что оно такое: «человечество». Научатся с ним контактировать. Находить общий язык. Жить, рядом. Наивные…
Остро отточенный нож с противным скрипом скользнул по кости.
Росла груда картофельных очистков и булькали, падая в холодную воду, чищеные картофелины.
Просто кухонная идиллия!
Наши с Кайа, точнее — Ксенией — кухонные дела, ни в какое сравнение не шли — громко, торопливо, сумбурно.
Дил, словно демонстрировал другую школу, поварского мастерства — неспешную, выверенную, до последнего движения и, при этом, не мешкающую.
Пока я мыл и нарезал пластинками картошку, Дил успел подготовить мясо, почистить лук и достать высокую, толстостенную, сковороду.