в газетах пишут… Да я и сам чувствую: что-то неладное там творится. Здесь перетопчешься сутки, а потом, знаешь, состояние такое… Вот вроде и отгулов набралось на неделю, взял ты их, пару дней побухал, а на третий с утра ничего уже не хочется, все вокруг тебя ненавидят, на части разорвать готовы… Понимаешь?

— Ясно, — кивнул Бражник, и его желание попасть в Подлесное существенно усилилось.

Он не смог бы объяснить это ощущение так же просто, как сделал это только что Коля Пузырь. Но его в самом деле будто что-то тянуло туда, толкало в спину, звало.

— Так, может, это… Не ездил бы ты туда. Пусть уж лучше эти, очкастые ученые, своим очком рискуют. Я, капитан, ты уж прости, такой человек — никогда другому не посоветую такого, чего бы сам делать не стал. А я бы в это Подлесное даже за премию в размере месячного оклада ни ногой.

Пузырь вдруг уставился на опера странным умоляющим взглядом. Примерно таким, какой Сергей замечал у бродячих псов, которые выпрашивают на рынке остатки недоеденных беляшей. Старлей в самом деле не хотел, чтобы Сергей ехал в Подлесное. И чего-то боялся. А страх за годы своей работы Бражник научился чувствовать буквально всей кожей. И причина его пока неясна: боится Коля Пузырь чего-то или кого-то.

— Ты меня так напугал, что теперь я уже точно поеду. — Опер не удержался и слегка похлопал старшего лейтенанта по плечу. — Пока светло, надо поглядеть, порыскать малость. Ну а от бабая, если встречу, удеру.

Пузырь промолчал. Только обреченно вздохнул и поплелся за Бражником, чтобы показать ему на карте маршрут.

Как ни старался капитан прибыть на место пораньше, конечной цели своей поездки он достиг только к полудню.

До начала ранних декабрьских сумерек оставалось, таким образом, чуть больше четырех часов. То ли Пузырь так путано пояснил маршрут, то ли в самом деле в этих местах творятся какие-то странные вещи и кто-то буквально отводит глаза путникам, но Бражник почти час проплутал по каким-то заброшенным проселкам и только чудом не завяз по самые фары, причем несколько раз казалось, что прямо к тому идет. Спасла лишь неторопливая осторожность, с которой Сергей вел машину в незнакомой и давно покинутой людьми местности. Не застрял он и при въезде в село, поскольку был готов к западне на дороге. Последние метры он преодолел на первой передаче и в результате беспрепятственно въехал на главную улицу Подлесного.

Остановившись и вынув пистолет из кобуры, Бражник вышел из машины, держа оружие наизготове. Затем, осмотревшись, коротко рассмеялся — прежде всего, над собой. Если бы сейчас кто-то посторонний мог его видеть, то заметил бы, что опер ведет себя точно так, как копы в американских сериалах. Сдвинув свою вязаную шапку на затылок, капитан осмотрелся еще раз — уже внимательнее, фиксируя детали.

Село, покинутое более двух десятилетий назад, под неутихающим дождем выглядело особенно серым и угрюмым. Первое, что поразило Сергея, давнего городского жителя, — странная, неестественная, даже сверхъестественная тишина, царившая вокруг. Ему даже показалось, что он слышит, как капли дождя в воздухе легонько касаются друг друга, а падая на землю, издают звук сыплющегося из мешка зерна.

Подобные ощущения Бражник испытывал и раньше.

Кроме того, вспомнились старые фильмы об оккупированной немцами Беларуси. Маленькие селения, по которым прошлись железной метлой карательные отряды эсэсовцев. И в кино, и на фото, которые Сергею доводилось видеть в музейных витринах и в школьных учебниках по истории, эти села выглядели мертвыми, искалеченными организмами и производили гнетущее впечатление.

Мертвые организмы. Мертвые…

Вот оно, ключевое слово. Бражник внезапно почувствовал, что явился не в сказочное мертвое царство, нет, его занесло на самое настоящее, вполне реальное кладбище. Это ощущение он не мог толком объяснить. Не мог найти ответ на вопрос, почему ему кажется, что еще полчаса, максимум час, и земля вокруг него начнет шевелиться, осыпаться, и из-под нее полезут смердящие восставшие мертвецы. В точности как в тех фильмах-страшилках, которые крутили в подвальчике-видеосалоне в последние годы советской власти. На фильмы ужасов, в которых без конца возвращались покойники и разгуливали зомби, почему-то считалось прикольным ходить с девчонками: в душной темноте подвала, когда отвратные мертвецы хватали за ногу очередную жертву, подружка вскрикивала, пугалась и интуитивно жалась к своему кавалеру в поисках защиты. А тот, не будь дураком, пользовался моментом и распускал руки.

Должно быть, что-то неправильное было в Сереге Бражнике: он не боялся фильмов ужасов, потому что навидался настоящих трупов, которые никогда не воскресают. Он знал: зла следует ожидать только от живых. Поэтому только посмеивался над любителями киношных страшилок и не понимал суеверного страха, который кое-кто испытывает, даже случайно оказавшись ночью близ кладбищенской ограды. Не говоря уже о том, чтобы прогуляться по самому кладбищу — такие вещи считались чуть ли не подвигом.

Тем не менее здесь, на окраине заброшенного села, оперу стало не по себе. Только сейчас он вдруг начал понимать, в чем причина того, что большинство людей не любят бывать на кладбищах. Будь они действующие, мемориальные, давно закрытые или вовсе заброшенные. Недаром существует