— Свежа риба-рибе! Риба! Риба!
Теперь уже я в центре постоянного шума. Голос старика-продавца рыбы, цикады, тяжелая музыка из проезжающей машины, голоса черногорцев, голоса соседей, друзей-литовцев, лай собак, лепет ребенка, посвист невидимой птицы, грохот камионов… Как я люблю этот знакомый черногорский шум… И вместе со мной — два молчаливых брата-кипариса — справа от веранды.
Смиренно плещет синее море. Косяками спешат к берегу Золотые Рыбки и наперебой безвозмездно предлагают Старикам свои услуги. Мне бы они пригодились. Я уже который день мучительно пытаюсь преодолеть сопротивление нового сценария, который я сочиняю для режиссера Володи Фокина — о старом актере, мечтавшем сыграть трагическую роль Нахлебника в комедии Тургенева.
В то лето 2011 года на моем высоком челе смешались два загара — черногорский и соловецкий. И Соловки не давали мне думать о “Нахлебнике”.
Звоню Фокину в Москву, предлагаю отложить “Нахлебника” — как потом оказывается, навсегда — и рассказываю ему идею сценария о театре в Соловецком лагере. Он соглашается.
В моей жизни два прекрасных случая встреч с широтой души и бескорыстием.
Гия Канчели, знакомством и общим делом с которым я искренне горжусь, написал прекрасную музыку к нашему документальному фильму о Нико Гомелаури, актере и поэте, любимце Грузии, — и отказался от денег.
Юлик Ким, замечательный человек и поэт, голос и слава нашей молодости, написал зонги к нашему сценарию.
Из сценария “Лучший театр всех времен и народов, или Остров чудес”
Чайки летят. С моря на остров. Десятки, сотни… С криком. Закрывая небо. А из тумана времени, разрывая серую пелену, возникает пароход.
Мачта с трепещущими на ней флажками расцвечивания, труба. И вдоль борта спасательные круги с надписями: “Глеб Бокий”… “Глеб Бокий”… “Глеб Бокий”…
Он надвигается на нас, медленно и неотвратимо, как судьба. И нам уже никуда от него не деться.
Заглушая чаек, гремит со сцены музыка. Русский рок.
Клавишные, три гитары, труба, ударник. Свитера, джинсы. Играют, поют:
Героем нашим был пятнадцатилетний подросток, осужденный на десять лагерных лет “за попытку злодейского покушения на товарища Сталина”. Я нашел реальный его прототип — Юрия Чиркова — в воспоминаниях о Соловецком лагере, “изводящих душу”.
Ни один продюсер не взялся за наш сценарий о Соловецком лагере со стихами Кима. Хотя все хвалили.
И сценарий благополучно канул в вечность.
На всякий случай оставляю памятку. Сценарий был опубликован в журнале “Искусство кино”, который не раз и не два спасал меня от беспросветной тоски.
“Отсюда возможен только один вывод: старайся сохранить в себе жар души, не давай ей увлажняться и остынуть, тем более — отвердеть”.
В той же самой “вечности” — и в том же журнале — можно будет так же найти и следующий мой — непоставленный — сценарий, написанный для замечательного польского режиссера Ежи Гофмана. Я еще в 1963-м веселился, смотря комедию “Гангстеры и филантропы”, сделанную им вместе со Скужевским.
