Вика и ее муж Миша, художник, чудный человек, дружили с Авербахом. И он дал мне прочесть ее рассказы, очень их похвалив. Детство, сестра, эвакуация… У нее был дар, это я понял сразу, как только начал читать у себя в гостиничном номере.
Она писала много и увлеченно. И как-то — не могу найти точное слово — как-то бурно. Остались, по-моему, три тоненькие книжки под фамилией “Платова”. Одна — изданная в Москве. Две — Игорем Ефимовым — в Америке, куда они уехали с Мишей. Одна в 1991-м, другая — в 2008-м, в год ее смерти.
Такая прекрасная лицом и душой, такая человеческая, такая дружеская, такая вздорная, такая умная, такая талантливая, такая неудержимая в обидах и привязанностях, такая замечательная — моя подруга…
Я всегда думаю о том, что на ее отъезд более всего повлияла смерть Ильи Авербаха. Конечно, область сослагательного, но мне кажется, что, если бы не эта неожиданная смерть, она бы осталась в России и жизнь ее была другой. И уже позже — тоже другой, жизнь в Америке, если бы ее близкий друг — Ося Бродский, лауреат Нобелевской премии, не нанес ей — на правах жреца русской литературы — безжалостный и неожиданный удар, пренебрежительно отозвавшись о ее прозе.
Переживания, которыми она тогда делилась со мной из Америки уже через интернет — и в самой Америке в их доме — Квинс, Джексон-Хайтс, — можно было назвать горем.
Но в 79-м году ничего этого еще не было даже в предположениях.
Приезжая в Москву, она останавливались в хорошо мне известной квартире на Аэропорте, в писательском доме. В ней когда-то — на одной лестничной площадке с моим отцом и Владимиром Солоухиным — жила другая моя близкая подруга, Таня Алигер-Макарова. После ее смерти квартира принадлежала ее мужу, художнику Сереже Коваленкову.
Отсюда я забрал Вику и повез в Серебряный бор. Был вечер, когда мы добрались — в состоянии всё того же восторга. Катька уже лежала на втором этаже в своей комнате в кровати. Вика, войдя к ней, с порога сделала на полу кульбит, чем навсегда завоевала ее расположение.
Потом — со смехом — Ира помогала ей вынимать занозы из попы. Знакомство состоялось. Дружба.
Запись 79-го года, март
Упоительная весна. Окрестность точно наполнена бесконечным женским разговором…
Ирина уезжала на троллейбусе в Москву — за пропитанием. А я водил Катьку гулять к Москве-реке на обрыв и по талым дорогам Соснового бора. Для нас с ней это было придуманное мной Великанье царство. Сосны — великаны. Они преследовали нас, мы спасались от них. В конце гулянья варежки ее становились совершенно мокрыми, я брал ее руку в свою, чтобы согреть, и тепло ее маленькой руки доходило до моего сердца.
В семье очаг любви должен гореть всегда.
“Надо жить тут и в себе. Это великое мастерство, великое уменье, которого почти всем недостает.
Нужно находить великое счастье, — не великое, а величайшее, самое великое, — у себя в доме, с ближайшими людьми. Нужно любить не «ближнего», а «ближайших». И вот кто нашел силы и уменье быть счастливым только с ними, тот разрешил неразрешимую проблему счастья. Нужно жить «на миру» как в пустыне; и в каменном доме в Петербурге — как в шалаше.
Это совершенно возможно. И на возможности этого основано счастье для всех.
Оно доступно. Нужно быть только мудрым”.
Но, Боже, как же трудно быть мудрым!
Запись 79-го года
Когда я сижу у себя, работаю и слушаю их воркотню в соседней комнате, сердце мое переполняется нежностью, и я хочу сделать для них всё. Но что я могу? И что я умею?
Уметь-то я уже кое-что умел, хотя не будем, конечно, преувеличивать. Но вот мочь, пожалуй, не очень. Как сказано апостолом Лукой: “…Копать не могу, просить стыжусь”.
