– Поправочка. Я обещала купить пирог, а не испечь его. Если хочешь мамочкиной стряпни, то просто съезди к ней, Лекс.

– Больше всего я люблю яблочный, – пробурчал он, закрывая за собой дверь, и через минуту вернулся с двумя тарелками в руках.

– Я отвлеку террористку, но за вами должок, – прошептал Лекс.

– Спасибо, чувак, – поблагодарил его я и расхохотался, когда он вернулся в дом и громко заорал:

– Стелла!

Мы закончили наш ужин в тишине. Обезболивающее уже начинало действовать, так что становилось все проще наслаждаться едой, не морщась от боли каждый раз, когда приходилось шевелить ногой. По небу плыли красно-розовые слоистые облака.

– Уже темнеет.

Блейк отнесла мою тарелку в дом и вернулась с огромным куском пирога.

– Думаю… – Я взял у нее тарелку, откусил добрую половину своей порции и только потом закончил мысль. – Я как-нибудь специально подстрою себе травму, если обо мне так заботятся.

– Ха, – она посмотрела на мои губы. – У тебя… яблоко…

– Решил его приберечь.

– Это не лучшее место, Супермен.

– Я убью ту женщину, которая попытается так меня назвать в постели.

– А если так: ты лежишь в своей постели…

Я улыбнулся так широко, что у меня заболели губы.

– В одежде…

Мечта улетучилась вместе с улыбкой.

– Это не смешно. – Я ткнул в Блейк пальцем.

Она фыркнула.

– А ты, когда я называю тебя Суперменом, притворяешься, что это из-за твоих суперспособностей в постели, а не потому, что ты на самом деле герой.

– Я не герой. – Пирог вдруг застрял у меня в горле, и, сглотнув несколько раз, я пропихнул его дальше. – И это самое ужасное. Люди до сих пор называют меня героем. А я из-за этого чувствую себя… виноватым. Недостойным их слов. Вот он я, живой, и мне так обидно, что я больше не могу играть в футбол. А ребенок мог умереть.

– В каком-то смысле, – приглушенным голосом сказала Блейк, – именно это случилось с тобой.

Я повернулся к ней.

– Что ты сказала?

Девушка забрала у меня тарелку, вздохнула и слегка ссутулилась. Обычно она так делала, если нервничала или смущалась.

– Ты потерял то, что делало тебя тобой. Это как если бы я всю жизнь тренировалась, чтобы попасть в олимпийскую сборную по волейболу, а за день до вылета на Олимпиаду получила травму.

– Ага, – я проглотил огромный ком боли, не позволявший мне дышать. – Но это я пережил, понимаешь? Не хочу, чтобы ты считала, что я сломался, навсегда застрял в прошлом: «если бы я только смог остаться в НФЛ». Да, у меня не раз возникали такие мысли. Особенно когда «Сихокс» снова играли за Суперкубок. А потом я просто… смирился с этим. Смог это пережить. Раньше я даже думал, что лучше бы не бросился спасать мальчика. Мечтал, либо эгоистично остаться на месте, либо не успеть добежать. – Усмехнувшись, я покачал головой.

– Как тебе удалось с этим справиться?

Я посмотрел на небо.

– На следующий день мальчик пришел ко мне в больницу.

Блейк наклонилась ко мне. Черт, как же мне тогда хотелось утонуть в ее глазах. Она была такой… открытой, что ли.

– И?

– Я назвал его по фамилии – Монтгомери, или просто Малыш Монти. Он был действительно еще довольно мал. До сих пор боялся темноты… Мальчик принес мне своего плюшевого медвежонка, которого очень остроумно назвал Медведем.

Блейк рассмеялась, ее глаза были полны слез.

– В тот год его мать умерла от рака, это случилось незадолго до нашей встречи. И они с отцом впервые куда-то пошли после ее смерти. Мама подарила своему сыну этого медвежонка за двенадцать часов до того, как ушла навсегда. Это был мишка-хранитель. Монти сказал, что медвежонок должен был помочь ему победить страх. – Я сглотнул. – Это был храбрый медвежонок.

По щеке Блейк скатилась слезинка.