неестественное солнце черного цвета с белой короной, как в момент затмения, освещало театр абсурда, не давая теней.

– Ну и где тут перрон? – озадаченно спросил Марк.

Ветер зашевелил песок впереди, из него не то возникло, не то открылось нечто более всего похожее на большую, метров пять на три льняную белоснежную скатерть, наброшенную на округлые песчаные кочки.

– А над перроном должны быть часы, – согласился Пуфф.

В ответ над вытянутой веткой сухой оливы появилось круглое образование, сильно похожее на толстый серый блин. Оно плавно опустилось, перевесившись через сук, словно эластичный резиновый коврик. У коврика появился хромированный кант, прозрачное стекло, под ним циферблат и стрелки. К шуму ветра добавился звук тикающих часов. Секундная стрелка этого гибкого ужаса двигалась в четком ритме. Ян строго посмотрел на Пуффа. Котище отрицательно замотал головой.

Видимо, из-за секундной стрелки один край часов перевесил, и они стекли с ветки, громко шлепнувшись на ровную поверхность под деревом. Далее словно плато было сильно наклонено, это жидкое чудо потекло к краю, согнулось на углу и оказалось на песке. Часы замерли.

– Принюхивается, – констатировал демон.

Рука Яна в перчатке инстинктивно сжалась, попутчики, заметив это, замотали головами. Тем временем часы определились с направлением и потекли, повторяя рельеф, в сторону белой скатерти. Теперь казалось, что это тонкое белое покрывало наброшено на нечто напоминающее симметричную лошадь без головы, глубоко увязшую в песке. Два крупа под тонкой попоной, спадавшей длинными фалдами на коричневый песок. Часы добрались до покрывала и заползли на середину, там, где, вероятно, должно быть седло. Стрелки продолжали идти.

– Какие пластичные, – восхитился Пуфф.

– А спросить не у кого, – вздохнул Ян.

Тут же на левом крупе нарисовалось веко. Оно выпустило ресницы и заморгало. Глаз был без зрачка и черный. Неожиданно зазвонил будильник на месте седла. Белое чудо с одним глазом взмахнуло покрывалом, поднялось в воздух и взяло курс к морю, быстро растаяв в небе.

– Заметьте, мы еще шагу не успели ступить, – мрачно резюмировал Марк.

– Интересная лошадь, однако. Летает. В музее картина отличалась, – согласился Ян.

– Хорошо еще я за вами бдю, блюдю или следю. Нет, последнее это вроде как шпионю, а я если и шпионю, то в вашу пользу. Запутался, – морда Пуффа приняла озадаченное выражение.

– Ян, может, это…

– Только не надо ни во что палить! – попросил Пуфф.

– Нет, я имел ввиду тонкий мир…

Ян попробовал прикрыть глаза и настроиться, но тут же бросил эту затею.

– Похоже на фейерверк внутри железной бочки. Полный кавардак.

– Такие бочки бывают?

– Пуфф, двойная попа коня с глазом и текущие куда-то часы тебя не смущают?

– Не – а… Меня смущает отсутствие платформы. Идеи есть?!

– Может, это плато с оливами и зреющими часами?

– Нет, Ян. Слишком просто. Тогда поезд – попа коня? Психушка какая-то, – возразил Марк, наблюдая, как из песка рождается новая скатерть.

– Почему, часы же ходят нормально?! – не согласился котище.

Словно иллюстрируя сказанное, у часов, созревших на соседнем дереве, набухла почка, быстро выросла в огромную куриную ногу без кожи белесого цвета, как в супе. Мышцы начали сокращаться, демонстрируя свою полную функциональность, объект соскользнул с ветки, весело попрыгал вслед за улетевшими крупами лошади, при этом часы волнообразно колебались при толчках.

– Тогда и нам к морю. Куда еще-то? – предложил Пуфф.

Он едва не наступил на белый край молодой скатерти и пропал. Трос натянулся и сильно дернул Яна, а тот, в свою очередь, Марка. «Эффект тоннеля», – успел подумать Ян, прежде чем троица оказалась на новом месте, на берегу бухты из прошлого кадра, прямо перед странным домом, точнее, фасадной стеной, сделанной из материала более всего похожего на дырчатый сыр. Эти большие полости делали стену какой-то нереальной. Прибывший следом Марк не дал задуматься, налетев на шефа, а тот на Пуффа. Вся компания, словно шары для бильярда, ввалилась в дверной проем. Задев рукой стену, Ян ощутил сходство с мягкой резиной.

В огромной, тонувшей во мраке комнате стоял открытый рояль. Свет давали шесть небольших трехмерных фантомов голов вождя мирового пролетариата, висевших в ряд над клавиатурой, каждая в облаке сияния, словно лампа в густом тумане.

Троица наконец замерла, погасив кинетический импульс.

Перед роялем, на черном кубе сидел человек в одеянии католического священника. Правая рука опиралась на спинку стула. На сиденье лежали яблоки, одно надкушено. Лицо было какое-то гладкое, безликое и без индивидуальности. Глаза закрыты.