как-то вышло.
Лязгнул меж тем замок, отворилась дверь. Внутри темно, хоть глаз выколи, редкие окошки слишком махоньки, поэтому и днем от них польза невелика, а уж ночью… Но различил Мих как разнопера тьма, из разных кусков состоящая. Мнутся внутри тела, ждут решения, им озвученного. И вместе с тем вроде как и сомневаются.
— Выходите, господа, выходите. Неерте але бель Бруу То Вайл, — сказал вдруг Его Высочество на аховмедском.
— Албе эль, — поправил его камер-фурьер. Мих думал, что сейчас великий князь прогневается, но тот лишь кивнул.
— Неерте албе эль Бруу То Вайл, — исправился Его Высочество.
Не знал орчук, что слова те значили, но козлоногие нерешительно стали выходить из темноты, щурясь и закрывая глаза от неяркого свечного света. Были они в том же виде, в котором их сюда привели, то есть совершенно наги. Великий князь толкнул локтем камер-фурьера, и тот, сделав несколько шагов в сторону, раскрыл большущий мешок и извлек оттуда большие шерстяные накидки. Аховмедцы молчаливо принимали одежду, кое-кто даже кивал, тут же оборачиваясь (то ли озябли голышом сидеть, то ли правду голытьбы своей конфузились).
Его превосходительство, да и остальные полицейские чины, начиная от Константина Никифоровича с Витольдом Львовичем и заканчивая тюремщиком, у которого, собственно, ключи и были отобраны, стояли не шелохнувшись. Будто молния только что ударила и поразила всех служителей порядка.
— Разрешите, — легонько, но довольно настойчиво отодвинул великий князь в сторону обер-полицмейстера. — Леонид…
Камер-фурьер подскочил, тихонько зашептал нечто на аховмедском, обращаясь к козлоногим, и пошел вперед. Те несколько нерешительно, бросая настороженные взгляды на объятого гневом обер-полицмейстера, проскальзывали (если можно было так сказать о звонком топоте копыт) мимо Александра Александровича, стараясь не отставать от прыткого прислужника Его Высочества, который, судя по голосу, был уже на лестнице.
— И еще кое-что, Александр Александрович, — с насмешливой улыбкой остановился великий князь у обер-полицмейстера, замыкая цепочку «несправедливо задержанных аховмедцев», — утром заедет глава третьего отделения с необходимыми бумагами. Надобно будет передать ему все, что у вас есть по ограблению Императорского музея. Далее этим делом будет заниматься жандармерия.
Его превосходительство не нашелся что ответить. Нынешняя ночь и так значительно подпортила ему крови, потому реагировать еще на один удар судьбы попросту не осталось сил. Обер-полицмейстер лишь устало кивнул.
— Ваше превосходительство, — вскинулся Константин Никифорович, как только великий князь покинул комнату, — этого нельзя оставлять. Может, к генерал-губернатору?
— Полноте, — махнул рукой Александр Александрович, — вы, верно, забыли, чей это брат. К тому же сам Государь Император нынешнюю бумагу подписал. Держу пари, и завтрашнюю подпишет.
— Так что же теперь, отступиться?
— Нет, конечно, — Мих услышал в тоне Его превосходительства злые нотки, — думают Александра Муханова, с самого низа до обер-полицмейстера дослужившегося, за пояс заткнуть. Кукиш им. Сейчас же на Краснокаменку всех подниму.
— Если не успеем, Ваше превосходительство? Ведь, по сути, будем заниматься одним делом с жандармерией, — заметил Витольд Львович.
— Глупости! С завтрашнего дня нам запрещено будет заниматься ограблением Императорского музея, так мы, господа, и не будем. А вот убийством аховмедца и эльфарийца, да еще покушением на пристава следственных дел — сколько угодно. То есть в любом случае будем искать Черного.
— А ведь это действительно выход из ситуации, — задумчиво высказался Меркулов.
— Мы же тем временем найдем Черного, выпотрошим его на счет ценной информации и будьте любезны, — сделал шутливый реверанс Александр Александрович. — Надо только нашим сказать, чтобы особо не баловали револьверами. Так-с, ты Витольд Львович, нам пока не нужен. Езжай отдыхать, это приказ, а как что, сразу за тобой пришлю.
С этими словами обер-полицмейстер отправился к себе, а Константин Никифорович последовал за ним.
— Мих, ты газеты, что я покупаю, куда деваешь? — Спросил Меркулов с лихорадочным блеском в глазах.
Не понравилось орчуку это сверкание, не раз его уже видел. У Витольда Львовича подобное бывает, когда он увлекается чем-то без меры, а хорошим для Миха это редко кончается. В самом лучшем случае, попросту голодными опять останутся, а в худшем…
— Знамо куда, старухе на растопку отдаю. Чего с ними еще делать? Мусору много, а ежели один раз прочитал уже, больше и не требуется, — тут Мих вдруг призадумался, — а вам зачем, господин?
— Надо привести всю информацию по ограблению к общей системе. Сдается мне, что я нечто нащупал. Теперь бы догадки подтвердить.
— Так мы именно по тому месту и прибыли, куда нам надо. В полицмейстерстве комната есть, вроде кладовой. В ней все газеты держат, покупают их на предмет сводок различных, о которых в ведомстве сведений нет, потом проверяют. Под то даже на бумаге отчетной расход особый имеется. Потом газеты сшивают меж собой и стопками на полки убирают.
— Мих, откуда ты все это знаешь? — Удивился Меркулов.
— Да я ж все-таки по полицейскому ведомству прохожу, все пригождающееся для службы запоминаю, — пожал плечами Мих.