— У, нечистая сила, натоптал-то, натоптал, бесстыжий, своими ножищами.

Поломойщица, старая высохшая бабка, яростно выжала тряпку и расстелила ее прям перед Михом.

— Ноги вытирай, подлая душа.

Орчук послушался. Зря она так, ему самому совестно было. Хоть и не один он тут грязь развел, с того злосчастного пожара людей хаживало порядочно, но свою ощутимую лепту внес. Не стал роптать или оправдываться, чужой труд Мих уважал, ноги вытер, а после еще и поднял, пока под ним вытирали.

Сидел орчук в приемной самого обер-полицмейстера, аккурат напротив кабинета. Внутрь не пошел, там вдоволь людей важных набилось. Тем паче от постоянного хлопания и беготни дверь не плотно затворили, и помимо того, что в щелочку многое видно, еще и слышно все было в лучшем виде.

— И что теперь, каждый раз, когда красного петуха увидите, сразу на Аристовых будете думать? — Возмутился, причем, как показалось Миху, искренне, привезенный глава дворянской семьи.

— Павел Мстиславович, давайте не будем нервничать, — голос Его превосходительства звучал ровно, но вместе с тем твердо. — Поймите, надо мною сам великий князь, вечером все газеты трубить будут, что найденные сокровища Имперского музея сгорели при пожаре. Вынуждены отрабатывать все варианты.

— Могли бы попросту спросить, а не везти сюда. Не думали же, что убегу? Александр Александрович, — Аристов повысил голос, заметив, что его шутка не произвела должного эффекта, — побойтесь Бога, ну какой я преступник?

— Никто не говорит, что именно вы.

— Ага, но кто-то из моих, — даже смотря на спину дворянина, Мих понял, что тот улыбнулся, — нет, боюсь, что разочарую вас, Ваше превосходительство.

— Почему же?

— Потому что Аристовы ездили на званый ужин к Приклонским. Уж можете у последних спросить, они на память никогда не жаловались.

— Все ездили?

— Все, владеющие даром. Надеюсь, мои внуки-груднички вне подозрений.

Александр Александрович досадливо крякнул. Как понял орчук, не потому что Аристовы оказались непричастны к пожару, сколько по другой причине — он на виду не только у своих подчиненных, те будут молчать, а вот перед самым острым на язык аристократом сел в лужу. Последний этого точно не спустит.

— Прошу прощения, Павел Мстиславович, — совершенно бесцветным голосом закончил обер-полицмейстер, — Николай Соломонович проводит вас.

Аристов встал, слегка поклонился сначала Его превосходительству, потом каждому Константину Никифоровичу, пожал руку Меркулову.

— Честь имею, господа. Ежели что еще полыхнет, вы знаете, где меня искать.

Он вышел в приемную, скорчил рожу оторопевшему Миху и сопровождаемый «гусаром» направился к лестнице. Секретарь Его превосходительства, молодой прыщавый юнец, сидевший за столом в двух шагах от орчука, притворил дверь, но сделал это не очень прилежно, оставив ощутимую щель. Орчук встретился с ним взглядом, после чего служивый вдруг пошел краской, и потомок кочевников чуть не улыбнулся — так этот тоже подслушивает.

— И что же, спрашивается, за человек там был?

— Кто угодно, — ответил оставшийся полицмейстер, — я вот в цирке полгода назад видел, как один дуралей завернулся в несгораемый плащ, облил себя керосином и поджег. Потом скинул его, а на теле ни одной подпалины.

— Да и мало ли, могло померещиться старухе сослепу, — впервые подал голос Меркулов.

— Эх, что ни день, то загвоздка. Ладно, Витольд Львович, давай теперь ты рассказывай обо всем по порядку. Что там выяснить удалось?

Меркулов поведал обо всем в считанные минуты. Орчук слушал, восхищался слогом хозяина, но из головы не выходила та вещица, которую господин поднял. Будто жучок в голове какой появился и тревожит, и тревожит, мочи никакой нет.

— Ну это успех, Витольд Львович, какой-никакой. Всего и делов-то, теперь накажем филерам в Захожей этого Элариэля арестовать. Это так, чтобы подозрения не вызвать, — объяснил он Меркулову, — думаю, за этим эльфийцем грешков водится порядочно. Какие, говоришь, у него особые приметы?

— Нос свернут, и глаз правый на половину прикрыт.

— Не иголка в стоге сена, сыщем, Витольд Львович, будь покоен. Ты давай, отдыхай со своим Михайло. Уж больно у тебя орк чудной, нам бы таких штук десять хоть помощниками городовых низшего разряда, я бы во всех питейных быстро порядок навел. А потом народ и сам перестанет баловать, когда знает, что такая громила их… Эх, ладно. Нигде полукровок столько не возьмешь, да и там, — он показал пальцем наверх, — по голове не погладят. Так, Константин Никифорович, давай трех филеров, выписывай на них бумаги, и пусть дуют на пересечение Толмачевского и Никольского. Увидят этого эльфийца — за шкирку и сюда.

— Будет исполнено, Ваше превосходительство.