закачивались. И вот, когда их поставили на ноги с помощью агрессивного вмешательства со стороны государства, они снова оказались в долгах. Как посетовал генеральный секретарь Международной конфедерации профсоюзов, «правительства ведут переговоры о финансовом регулировании втайне, вместо того чтобы энергично взяться за нерешенную задачу регулирования, что запустило в 2007 году происходящий сегодня экономический кризис. Почти невозможно поверить, что они на самом деле не планируют помогать банкам, уже слишком большим, чтобы рухнуть, и другим финансовым конгломератам расширяться»^{302}.

В TISA США и их союзники пытаются выстроить соглашение по модели, которая ранее была закреплена в приложении к Генеральному соглашению по тарифам и услугам 1994 года и в Соглашении по финансовым услугам 1994 года: модель ГАТС по финансовому регулированию. Это, как указывает Джейн Келси в анализе для «Викиликс», те же самые государства, которые разработали правила в пользу банкиров, ставшие основной причиной глобального финансового краха, и те же самые государства, которые блокировали попытки пересмотра универсальных правил по финансам в ВТО, когда он произошел. Они называют себя «верными друзьями на службе» — в данном случае «служба» означает служение финансовым фирмам. И их дружба прекрасно посодействовала финансовой индустрии, помогая гарантировать, что Уолл-стрит и сегодня будет доминировать так же, как она делала это, когда лоббировала государства, чтобы они приняли соглашение по финансовым услугам ВТО в 1999 году^{303}.

Основой более раннего соглашения было стремление «зафиксировать» либерализацию финансовых рынков, тем самым вынуждая подписавшиеся под договором страны постепенно отменять законы и ограничения, защищающие их банковский и промышленный сектор. Модель ГАТС требовала от стран- членов в прагматичном ключе с учетом важности внутриполитического контекста сворачивать все ограничения на финансовые инвестиции, без которых, по здравому рассуждению, можно было обойтись. Она покрывала около 90 % по доходам в глобальных финансах, и ее работа сводилась главным образом к тому, чтобы интегрировать экономики глобального Юга, где было относительно немного торговых барьеров между США и ЕС. Учитывая, что договор был подписан вскоре после масштабного финансового краха в Юго-Восточной Азии, это соглашение потребовало некоторых усилий по «продаже». Но важнейшей составляющей фиаско элит, которое привело к «обвалу кредитно-финансовой системы» и глобальной депрессии, был экстраординарный культурный успех капитализма в эпоху неолиберализма.

Финансы стали пониматься как истинное воплощение капитализма, их связывали с блеском инноваций, динамизмом и шармом мужественной агрессивности и готовности рисковать. В конце концов, кто не рискует, тот не пьет шампанское. И странам Юга было сказано, что если они откроют свои финансовые рынки, потоки «горячих» денег дадут толчок их медленным экономикам.

Подобные заявления были чистым мифотворчеством: основная часть денежных потоков на финансовых рынках не имеет ничего общего со стартовыми инвестициями в производственном секторе. Эти ставки — все более изощренные и рискованные инструменты азартной игры, с помощью которых инвесторы надеются получить проценты. А поскольку такие деньги не материализуются из пустоты, по волшебству, они должны поступать из доходов, которые дают вложения в производство. Доходы от инвестиций, например, на рынки капитала, это, в сущности, утечка из инвестиций в промышленность. И само собой, почти нет эмпирических доказательств связи между финансовыми «инновациями» и ускорением роста^{304}. Но обещания роста были весьма соблазнительными.

Тем не менее происходило нечто большее, чем просто соблазнение. Значительные группы предпринимателей в странах глобального Юга выступали за то, чтобы получить выигрыш от либерализации. Они чувствовали себя стесненными в условиях протекционизма внутренних рынков и ограничений на движение капиталов и загнанными в рамки снижающимися доходами от промышленных инвестиций. Освобождение и увеличение количества денег, подобно приватизации, давало беспрецедентно высокие прибыли инвесторам, сумевшим воспользоваться сложившейся ситуацией. Это уже было важным фактором в «структурной перестройке» в странах глобального Юга. Вопрос состоял не только в том, что МВФ использовал долги, чтобы манипулировать слабыми правительствами. Те же самые страны «третьего мира», которые в 1974 году на Генеральной Ассамблее ООН протолкнули Хартию экономических прав и обязанностей государств, в которой предписывалось проводить национализации и экспроприации для решения проблем с дисфункциями экономики и социальным неравенством, отказались от этой стратегии уже к середине 1980-х годов.

И с тех пор дебаты шли вокруг скорости и времени реформ, направленных на открытие рынков, снятие таких препятствий, как финансовые ограничения и производительность труда, а также о разрешении доступа иностранному капиталу к национальным ресурсам^{305} . Отказ от таких мер означал бы значительные потери для тех, кто инвестировал в экономики, что приводило к бегству капитала и панике на валютных рынках. Это само по себе серьезный стимулирующий и дисциплинирующий механизм, удерживающий большинство стран на одинаковой траектории по направлению к еще большей либерализации и интеграции в мировую экономику.

Нужно еще учитывать и изменение позиции банков. Результат глобальной монетизации заключается в том, что кредитоспособность государств сейчас полностью определяется финансовыми рынками, и в частности кредитными агентствами. «Большая тройка» агентств — Standard & Poor’s, Moody’s и Fitch — это около 90 % глобального рейтингового рынка. Правительственная Комиссия по расследованию финансового кризиса считает, что в преддверии кризиса они действовали как «основные пособники финансового краха», «необходимые шестеренки в колесах разрушения»^{306} — в значительной степени благодаря их положительным рейтингам для ипотечных ценных бумаг, фундаментальная ненадежность которых ускорила крах. И тем не менее эти агентства функционировали и функционируют до сих пор как ключевой регулирующий механизм в глобальных финансах. Более того, поскольку их штаб-квартиры находятся в Нью-Йорке, они подотчетны правительству США. Как и у всех финансовых