практиковали вопиющие нарушения прав человека и упорно блокировали любые формы истинной демократизации в своих странах^{540}.

К 1980-м волна демократизации шла по всей Восточной Азии, свергая авторитарные режимы на Филиппинах, в Южной Корее и Тайване. Но «смена режима» незначительно изменила стратегические отношения этих стран с США — и зависимость от них. В то же время Пекин после Мао, при Дэн Сяопине, возник как основной стратегический партнер Запада, что еще больше отдалило Москву и Ханой друг от друга после объединения страны^{541}. Коллапс Советского Союза в 1991 году блеснул как победный праздник американского мастерства, причем консервативные мыслители вроде Фрэнсиса Фукуямы преждевременно объявили о «конце истории». Для Фукуямы фактическое поражение коммунизма, по- видимому, акцентировало возникновение демократического капитализма как идеологического конечного пункта человеческой истории с гегемонией США, определяющей и укрепляющей архитектуру глобального порядка после холодной войны^{542}. Полное ощущение Америкой своей новой роли как единственной мировой сверхдержавы было совершенно очевидно в основных стратегических документах вроде печально известного Руководства по оборонному планированию 1992 года при администрации Джорджа Буша-старшего, где утверждалось, что основной целью США было «воспрепятствовать возникновению нового соперника как на территории бывшего СССР, так и где-либо еще, представляющего угрозу того же порядка, что и бывший Советский Союз. Это основная мысль, лежащая в основе новой региональной стратегии обороны и требующая от нас приложения всех усилий, чтобы воспрепятствовать любой враждебной державе доминировать в регионе, ресурсов которого при усиленном контроле было бы достаточно, чтобы снабжать глобальную державу… США должны продемонстрировать лидерство, необходимое для установления и обеспечения нового порядка, который дал бы возможность убедить потенциальных конкурентов, что им нет нужды стремиться к большей роли в регионе или к более агрессивной позиции для защиты их законных интересов… мы должны создать механизмы сдерживания потенциальных соперников, чтобы они и не надеялись на большую региональную или глобальную роль. Тут важны эффективные средства восстановления боеспособности, поскольку подразумевается, что потенциальный соперник не может рассчитывать быстро или с легкостью получить господствующую военную позицию в мире»^{543} .

Хотя администрация Клинтона неустанно поддерживала дальнейшую глобальную экономическую интеграцию (ради прибылей американских транснациональных корпораций) и расширение НАТО на Восток на бывшее пространство СССР к ужасу постсоветской России, первая администрация Джорджа Буша в начале его пребывания в должности в ответ на нападение 9/11 без всякого учета принципа многосторонних отношений начала одностороннюю военную интервенцию на всем Ближнем Востоке, оказывая давление на союзников, чтобы те поддержали Глобальную войну с террором, и громко добиваясь полномасштабной гегемонии Америки, как прямо указано в Стратегии национальной безопасности 2002 года ^{544}.

При администрации Буша Юго-Восточная Азия, родина многолетних исламских восстаний, была объявлена вторым фронтом (после Афганистана) Глобальной войны с террором, причем Вашингтон наращивал свою военно-разведывательную поддержку таким союзникам, как Филиппины, застрявшим в давних конфликтах со все более радикальными исламскими сепаратистами на южном филиппинском острове Минданао. В декабре 2001 года Вашингтон начал операцию «Несокрушимая свобода», объявив Филиппины, эту юго-восточную азиатскую страну, основным не-натовским союзником в Глобальной войне с террором. На следующий год персонал командования Сил специального назначения Тихоокеанского региона был развернут в поддержку контртеррористической операции в захваченных повстанцами районах Филиппин, что «Нью-Йорк Таймс» описала как «крупнейшее после 9/11 развертывание американских военных вне Афганистана для борьбы с террористами»^{545}. Определенно, это проложило путь к восстановлению постоянных военных баз США в стране, причем сотни американских спецназовцев оказывали разведывательную и логистическую поддержку вооруженным силам Филиппин против групп вроде «Абу Сайяф», Исламского фронта освобождения моро и региональной ветви Аль-Каиды «Джемаа Исламия»^{546}.

Однако по всей Юго-Восточной Азии многие страны, от Малайзии и Индонезии до Таиланда и Филиппин, были разочарованы тем, что прямолинейный Вашингтон сконцентрировался на контртеррористических операциях, которые не позволяли США и АСЕАН обратить внимание на другие стратегические проблемы, такие как развитие, торговля и инвестиции^{547}. Бездумные претензии администрации Буша на американскую гегемонию, в частности ее разрушительные военные интервенции и провалившиеся проекты построения государств в Ираке и Афганистане, серьезно подорвали финансовое благополучие и экономическое процветание Вашингтона, приведя к дипломатическому отчуждению многих союзников и стратегических партнеров, которые были против неистовой односторонности Буша.

Принимая власть, администрация Обамы сразу же пояснила, что основополагающим в ее доктрине внешней политики будет «балансировка» американского стратегического участия за рубежом: вкратце она пообещала сократить военное участие США на Ближнем Востоке, усилить экономическую и