Надеяться, что трубку она не берет потому, что просто не слышит, было бы слишком нереально. Так же, впрочем, как и надеяться, что она дождется его возвращения в комнате, в которой Ярослав ее оставил прежде, чем вернуться к гостям.
Она опять сделала все по своему, опять убежала, пропустила сотню звонков и столько же сообщений. И как бы хорошо Ярослав ни понимал, что Саша сейчас скорей всего хотела бы побыть наедине с собой, слишком хорошо помнил, как она переживала смерть отца, чтобы позволить повториться подобному сейчас.
Даже на лестничной площадке были слышны звуки, доносящиеся из квартиры, а оказавшись внутри, практически закладывало уши. Но ее, кажется, это совершенно не волновало. Саша даже не пошевелилась, когда он вошел. Не подала признаков жизни, когда Яр обогнул кровать, наклонился, чтобы поднять валяющиеся на полу глянцевые кусочки, заглянул в лицо, чуть насупленное, как от зубной или головной боли.
– Солнце, – мужчина окликнул ее, даже толком не зная, какой реакции ожидать.
Она не открыла глаз, только сморщилась чуть сильней, а потом повернулась, снова оказавшись к нему спиной.
Яр расценил это как явное нежелание видеть сейчас его рядом с собой, и навязываться не собирался. Нет, он бы не ушел, оставив ее в таком состоянии, просто ждал бы столько, сколько нужно, здесь, в прихожей или у подъезда, пока она сама попросит о помощи, поддержке, в которой, он знал точно, она нуждается.
Долго ждать не пришлось, он успел сделать только один шаг в сторону от кровати, когда его руку схватили тонкие пальцы.
– Останься, – Саша чуть отодвинулась, освобождая больше места рядом с собой. Она ненавидела, что Яр приходится видеть ее такой – жалкой, слабой, растоптанной, но ей вдруг так захотелось оказаться в его объятьях, что противиться себе было уже невозможно.
И он понял ее практически без слов, кровать прогнулась под весом, руки обвили талию, шеи коснулся легкий поцелуй.
– Спи.
– Как ты узнал? Что твои родители погибли? – спиной Саша почувствовала, что Яр вдруг напрягся, но как всегда – быстро взял себя в руки.
Она спрашивала не из простого интереса, девушке казалось, что даже это в ней неправильно. Даже горевать она нормально не умеет.
– К нам пришли из милиции. Я подслушал, мне никто не сообщал, какой смысл что-то сообщать ребенку? Просто подслушал их разговор с Глашей.
– И что… – Саша сглотнула, собираясь с силами, чтобы задать следующий вопрос. – Что ты чувствовал?
– Я чувствовал себя брошенным, Саша. Я ненавидел весь мир. Ненавидел и до этого, а после – посчитал всех вокруг своими врагами, кровными. Я думал, что они сделали это специально, разбились специально, чтобы сделать больно мне. Представлял, как где-то далеко они смотрят на меня и смеются над тем, как я исхожу ненавистью ко всему вокруг. Я свято верил, что это сознательное решение каждого, что мы можем умереть только тогда, когда сами решим это сделать. И это все происходило лишь по одной причине – мне было дико больно.
Было… Он говорил ровно, спокойно, тихо, но Саше почему-то казалось, что болью сквозит из каждого его слова. Было? Повернувшись в кольце рук, она открыла наконец-то глаза.
– А сейчас?
– А сейчас я понимаю, что так сложились обстоятельства. Что люди не выбирают, когда им умирать, что свою обиду на несправедливость жизни и ненависть можно направлять в другое русло.
– И тебе… Когда тут перестанет болеть? – Саша приложила руку к груди, ощущая, как где-то глубоко ноет душа. Ноет, ноет, ноет, непрерывно, не позволяя о себе забыть.
– Ты привыкнешь.
Не перестанет. Просто, со временем, внимания на эту боль обращаешь все меньше.
– Я ее даже не знала, – Саша моргнула, прогоняя вновь навернувшиеся слезы. – Я не знала о ней ничего. Она – посторонний для меня человек.
– Она дала тебе жизнь.
– Она меня бросила! – девушка снова резко развернулась, уткнувшись лицом в кучу покрывал.
– Может, она хотела вернуться.
Может. Может, хотела вернуться. Но ведь вот в чем проблема – если бы хотела – что мешало вернуться?
– Что ей помешало, Ярослав? Она могла вернуться. Она должна была вернуться. Она не должна была уходить! Тогда они были бы живы! Оба!
– Ты их не вернешь, – и это он тоже когда-то проходил. Поиск альтернативных путей, точки отсчета, с которой все началось, все полетело в тартар.
Может, утро, когда он отказался ехать с родителями в город, или вечер, когда смертельно обиделся на устроенную отцом взбучку, или еще много-много раньше, или наоборот позже. Он потратил на такие рассуждения чертовски много времени, а теперь был уверен в одном – они не помогают.
– Откуда ты знаешь его? Шутова?
– Долгая история.
– Ты говорил о нем еще там, в доме. Я помню, – это было еще в те далекие времена, когда один только вид Самарского вызывал в ней панику.
– Он плохой человек, Саша. От него стоит держаться подальше.