— А Ёрундур? — спросил Ингвар.
Только тогда Гуннлаугур посмотрел ему прямо в глаза.
— Он останется здесь, — ответил Волчий Гвардеец. — Так же как и ты, Гирфалькон.
На какой-то миг Ингвар не поверил своим ушам. Он решил, что ослышался.
— Ты хочешь сказать… — начал он.
— Я хочу сказать, что ты остаешься здесь.
Голос Гуннлаугура был холодным. Его янтарные глаза не двигались.
Ингвар почувствовал, как ладони становятся влажными от пота. На несколько секунд он потерял дар речи, уверенный, что попытайся он заговорить, то скажет что-нибудь, о чем потом будет жалеть.
— Почему? — хрипло спросил он, с трудом удерживая себя под контролем.
— Чума расползается. Сестрам нужна помощь.
Это было смешно. Сестер готовили для таких задач. И они были очень, очень хороши в их выполнении.
Ингвар взглянул на Вальтира. Мечник отвел глаза.
— Твоих рук дело? — Десантник выплюнул эти слова. Злоба в голосе стала очевидной.
Вальтир двинулся было, словно желая ответить на вызов, но Гуннлаугур остановил его.
— Довольно, — оборвал он, добавляя немного угрозы в голос. — Город пылает. И я его не брошу.
Ингвар с хрустом сжал кулаки, так, что побелели костяшки.
Это было унизительно. Наказание за то, что случилось на чумном корабле.
«Мне нужно знать, что ты выполнишь приказ».
Или проверка.
Ингвар взглянул прямо на Гуннлаугура. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза — золотистые напротив серых, как зимнее небо. Когда Ингвар заговорил, его голос звенел от горечи.
— Хочешь, чтобы я марал свой клинок о мразь, которая на ногах-то не стоит? Да будет так. — Ингвар вздернул подбородок и горделиво посмотрел на Волчьего Гвардейца. Сам Джоселин позавидовал бы такому выражению презрения. — Я вычищу цитадель. К моменту вашего возвращения здесь все будет спокойно и готово к приему.
Он прошелся взглядом по остальным членам стаи. Ольгейр остолбенел от удивления. Бальдр, казалось, был ошеломлен. Хафлои спокойно посмотрел ему в глаза. Вальтир, похоже, разрывался между стыдом и вызовом.
А затем Ингвар развернулся, не став ждать приказа от Гуннлаугура, и пошел назад, в сторону защитной башни. Он чувствовал, как лицо пылает от ярости, наполнявшей его, бурлившей внутри, словно магма под тонким слоем камня.
После того как он, пригнувшись, прошел через дверной проем и начал спускаться по ступеням винтовой лестницы на нижний уровень, за спиной раздался звук шагов. На какой-то момент он понадеялся, что это Гуннлаугур. Когда Бальдр схватил его за плечо, Ингвар почувствовал разочарование.
— Это было несправедливо, — сказал Бальдр.
Ингвар развернулся и посмотрел на него. Лицо Бальдра было белым от досады. Глаза казались глубоко запавшими, от них по лицу расползалась нездоровая бледность.
Ингвар удивился, почему он не замечал этого раньше.
— Ерунда, — ответил он.
— Ольгейр спорит с ним. Вернись. Сражайся с нами.
Ингвар невольно улыбнулся. Он слышал доносящийся с парапета рокочущий голос Тяжелой Руки. Этот спор был напрасным.
— Ты — мой настоящий брат, — сказал Ингвар. Его гнев практически утих, сменившись слабым, угрюмым чувством неправильности происходящего. — Но не стоит этого делать. Он веранги, и это его решение. Он зол на меня, а не на вас.
Бальдр выглядел огорченным.
— Это несправедливо.
— Верно. — Как только схлынула первая волна эмоций из-за унижения, Ингвар начал понимать мотивы Гуннлаугура. Он вел свой отряд совсем не так, как Каллимах, но в его действиях была своя суровая логика. — Следуйте за Гуннлаугуром так же, как раньше. Вы не поможете мне, бросая ему вызов.
Бальдр колебался. Казалось, что он запутался.
— Я не понимаю, — произнес он. — Вы же были как родные братья.
— Были. И может, будем снова. — Ингвар протянул руку к амулету, висевшему на нагруднике, к сальскъордуру, и поднял его. — Но вот она, метка братства. Я ценю ее. Не беспокойся за меня.