— На которых работают идиоты.

— Откуда ты знаешь? Мы же только что прилетели.

Ёрундур покачал головой. Присутствие Хафлои раздражало. Щенок был молодым, исполненным уверенности и оптимизма, как и любой в его возрасте. Он пробыл в стае буквально пару минут и уже раздавал советы.

Вел ли себя так когда-то сам Ёрундур? Если и да, то это было сотни лет назад. Сложно вспомнить.

— И вообще, почему тебя это так интересует? — раздраженно спросил Ёрундур, подходя к передней паре крыльев и проводя рукой по разбитой поверхности. — Ты будешь с остальными на фронте орать и верещать, прямо как на эсминце.

Хафлои ухмыльнулся.

— Может быть, — сказал он, следуя за Ёрундуром. — Или я буду здесь, с тобой в кабине, стрелять из главного орудия.

— А сможешь? — фыркнул Ёрундур.

— Меня учили.

Ёрундур одарил Кровавого Когтя презрительным взглядом.

— Учеба — это одно. Если сможешь целиться, когда корабль разлетается под вражеским огнем на кусочки, воздух горит, твоя умирающая команда вопит тебе в ухо, а по груди и рукам у тебя течет кровь, тогда я скажу, что впечатлен.

Старый Волк похлопал по шасси «Вуоко».

— Этот корабль убивал титанов, — гордо сказал он. — Титанов. Не учи меня заботиться о нем. Я буду чинить его, даже если мне лично придется перепрограммировать всех сервиторов.

— И тогда я на нем полечу, — кивнул Хафлои.

Несмотря на усердные попытки сдержаться, Ёрундур расхохотался в голос.

— Скитья, нет, парень, не полетишь.

Он поднял взгляд и посмотрел на кабину. Металл вокруг панелей бронестекла растрескался. Он знал, что большая часть приборов сгорела, а дух машины превратился в едва различимый сигнал, прячущийся в системе автоматического управления.

— Должно случиться чудо, чтобы мы успели подготовить корабль за оставшееся время, — сказал он. — Настоящее чудо. И поверь мне, хоть в этом месте и есть куча святых и ангелов, я уже слишком стар, чтобы верить в чудеса.

Хафлои улыбнулся.

— Ты, может, и стар, — сказал он голосом, полным надменности, самонадеянности и вызова, таким, каким он и должен быть. — А я — нет.

Бальдр не знал, куда его унесли ноги. «Подальше» было лучшим определением, и оно вполне его устраивало. Головная боль, стучавшая по вискам со времени битвы с чумным кораблем, стала настоящей проблемой.

Недостаток сна только усугубил ее. Космодесантник мог долго обходиться без сна, а с помощью каталептического узла — и того больше. Но этот опыт нельзя было назвать приятным. Спустя какое-то время симптомы недосыпания начинали проявляться так же, как и у простых смертных. Нечеткость восприятия, тяжесть в конечностях, замедленная реакция и заторможенное мышление.

Ему нужен был отдых. После выхода из варпа Бальдру не стало легче, как он надеялся. Возможно, со временем все придет в норму, но от сухого и горячего воздуха Рас Шакех становилось только хуже. Солнце было слишком ярким, его лучи неприятно контрастировали с темным ландшафтом, блестели на стекле и металле.

Поэтому он спустился вниз, глубоко в недра Галикона. В помещениях под помпезными публичными залами было темнее и прохладнее. Тусклый свет немногочисленных светильников не мог разогнать глубокие тени, скапливающиеся в углах коридоров. В этом месте кругом были люди: чиновники в мантиях, Сестры Битвы, спешащие с поручениями, гвардейцы. Внизу встречных стало намного меньше.

Волк снова остался в одиночестве и был этому рад.

Данный факт казался удивительным. Сколько Бальдр себя помнил, ему всегда нравилось тесное братство Ярнхамара. Они тепло приняли его в самом начале их совместной службы, в особенности Ингвар. Бальдр хорошо вписался. Он не мог сравниться с Вальтиром в искусстве владения клинком, а Гуннлаугур превосходил его грубой физической мощью. Зато из болтера Бальдр стрелял лучше всех. Бывало, что в бою он чувствовал заранее, где именно окажется враг. В такие моменты снаряды Бальдра находили цель со сверхъестественной, убийственной точностью. Все было так просто, так легко.

Именно поэтому космодесантника сильно беспокоила охватившая его апатия и недостаток самоконтроля. На какое-то время, когда они сражались в недрах чумного корабля, ему удалось забыть о поселившейся за глазами боли. Она вернулась только потом, во время посадки на планету в трясущемся и