Повторять не было нужды, сосед лихо крутанул руль и “Копейка” повернула ко въезду во двор.

Пластинин вышел из машины, осторожно подошел к воротам, держа пистолет, снятым с предохранителя.Заглянул внутрь: темные квадраты окон на первом этаже, горящие светом вертикальные прямоугольники на втором, под крышей. Людей не было видно. Джип стоял на выложенном плитами парковочном месте под фонарем. Двигатель выключен, внутри, по ощущениям, никого.

Роман махнул соседу. Тот припарковался так, чтобы перекрыть выезд из ворот, заглушил машину и вышел, тихо закрыв за собой дверь.

Они быстро юркнули во двор через проем в воротах. Пробежали к дому, прячась в темноте. Буквально вжимаясь в кирпичную стену, прокрались до входной двери.

Внутренне собравшись, Пластинин показал специальным знаками соседу зоны ответственности каждого и порядок следования. Тот прошептал:

- Роман, мать твою, я участковый, а не спецназовец, вашу фигню со знаками уже лет десять, как забыл. Давай вперед, я прикрою, как смогу. Если ссышь - пропусти меня, сам сзади паси.

Пластинин сморщился от обилия слов и лишних звуков, способных выдать их, если кто-то вдруг ждет за дверью, но в итоге кивнул и аккуратно потянул ручку двери. Приоткрыв ее, прячась за стеной, он заглянул внутрь на уровне пояса - чисто.

Миновали обширный темный холл. Внутри стоял полумрак, лишь свет фонаря во дворе проникал сквозь окна и слегка обрисовывал контуры мебели и планировку помещений. Было подозрительно тихо.

Если джип здесь, значит Сергей Александрович и Павлик должны быть где-то рядом.

Роман с соседом обследовали несколько комнат и кухню - никого. Вышли в очередной холл. Параллелепипед света падал со второго этажа, освещая ступеньки ведущей туда лестницы.

Очень осторожно и медленно они начали подниматься, один не спускал прицела с верхнего входа на лестницу, второй - контролировал первый этаж.

Поднявшись наверх, они оказались в круглом коридоре, из которого вели три двери. Выбрали ближайшую, приоткрытую. В комнате за ней также горел свет. Роман приблизился вплотную, прислушался - от тишины звенело в ушах. Лишь сопение соседа да собственное дыхание выдавало присутствие в доме людей.

Роман схватился за ручку и тихо, но при этом резко и решительно ворвался внутрь. Он успел заметить, что комната вдоль стен завалена всевозможным хламом. Шкаф, ящики, челночные сумки из девяностых, штанги, упаковки ламината, огнетушитель...

В этот момент свет на этаже погас. Со стороны коридора прозвучали два выстрела, он обернулся, а в этот момент двери шкафа раскрылись, могучая фигура метнулась к нему за спину и сзади обрушила удар.

Человек бил сверху в ключицу, но попал в лопатку. Удар был настолько сильным, что Роман повалился вперед на колени, успел выставить руки, но неудачно ударился правой о стену и выронил оружие. Тут же, следом, словно кувалдой, вломили ногой по ягодице, он буквально почувствовал, как трещит бедренная кость. От удара он пролетел еще вперед, мощно расплющив лицо о стену. В глазах бы потемнело, если бы в комнате и так не было темно. Из разбитого носа хлынула кровь.

На периферии сознания он уже оценил противника - выдающаяся сила, но боевые навыки не на высоте, как и координация движений, бьет на силу, куда придется. Роману удалось оттолкнуться от стены и перекатиться в сторону, поэтому следующий удар ногой пришелся не по нему, а в стену. Весь дом, казалось, пошатнулся до основания: под Пластининым прогнулся и подпрыгнул пол. Противник, не ожидая такого, по-детски вскрикнул от боли:

- Мама!

Роман понял, это - Павлик. Все сходилось, и туповатый взгляд, как он запомнил, не обещавший недюжего интеллекта, и сила - в противоположность задранная до небес, и юный возраст.

Не вставая, Роман крутанулся на скользком паркете и ударил ногой под коленку противнику, по крайней мере, очень рассчитывал туда попасть вслепую.

Попал - ногу Пластинина пронзила острая боль, а Павлик даже не присел. Вместо этого зачем-то наклонился, схватил Романа за грудки, поднял словно пушинку и бросил на кучу хлама у противоположной стены.

Пластинину показалось, что одновременно у него сломалось двадцать костей. Он ударился об углы ящиков, железные палки, карнизы и пачки ламината, подоконник. Обо все и всем сразу. Дыхание вылетело, как душа из мертвеца.

Павлик приблизился вновь, попав под хилый свет из окна.

Конечно, в таком состоянии Пластинин уже не мог мыслить словами, однако на уровне эмоций, желаний, он неистово жалел, что потратил драгоценные очки характеристик на интеллект. Умирать умным было так же больно и обидно, как и глупым. Если не обиднее и не больнее.

Но инстинкты, обостренные годами тренировок, так просто не уходят. Невероятным усилием воли он абстрагировался от импульсов вопящей нервной системы, задвигая боль на задний план восприятия. Пихнул ногой Павлика в живот - тот даже не блокировал удар, просто не заметил его, благодаря бетонному прессу.

Роман шарил руками по куче вещей, в которых увяз, как в трясине, то ли силясь найти опору и встать, то ли надеясь нащупать предмет потяжелее