— Нечего сказать, — поддразнила его Нга-Аи. — Старый-старый Нга-Тет. Такой старый, что уже позабыл, как чувствуют и думают молодые нга. Пойдём к ореховнику. Под ним растут самые вкусные.
Нга-Эу в становище плела накидку из лозы. У неё уже было три таких готовых, и она задумала сделать пять, выкрасить их цветочным соком и отложить для мены. Плетение получалось плотным и красивым — лоза была хорошо высушена и скручена, отчего узор шёл ровным, петля к петле, и Нга-Эу без глупой скромности знала, что сможет выменять накидки и на шкуры, и на ножи. Но это всё — как решит Нга-Лор.
Он подошёл к ней и понаблюдал за ловко снующими пальцами. Она хотела спросить, нравится ли ему, но он опередил:
— Медленно.
Она пристыженно прижала уши.
— Очень медленно, жена. Если с меной придут сегодня, что ты им предложишь?
Она попросилась сказать, он разрешил.
— Есть три накидки.
— Ты их покрасила?
Снова уши — «нет».
— Неразумно. Супруге старшего следует быть предусмотрительной. К твоему стыду, в нашем племени есть женщина мудрее.
Они оба посмотрели на стену хижины, где под крышей уже висели четыре сплетённые Нга-Аи корзинки.
— Она копает корни, собирает плоды, готовит еду, убирается и делает корзины, — нравоучительно произнёс Нга-Лор. — Она — пример для тебя, хотя должно быть наоборот.
Нга-Эу попросилась ответить, он разрешил.
— Плести корзины проще и быстрей.
— Значит, теперь ты будешь это делать.
Она вернулась к работе, расстроенная, и дважды уколола себе палец.
Нга-Тет отколупал кусочек смолы от ствола и разжевал, причмокивая.
— Клыки слипнутся, — пошутила Нга-Аи.
Она нашла продолговатый сладкий и несколько мучнистых, которые хороши для похлёбки, воткнула мотыгу в землю и легла на траву — отдохнуть. Всего на несколько вдохов и выдохов, чтобы не превращать отдых в лень и дать мускулам в руках восстановить силы. Старик примостился сбоку и стал рассматривать небесный дым.
— Всё плывет и плывет, как скользень в ручье, — пробормотал он. — А куда? Зачем?
— Чтобы склубиться и стать дождём для посевов — наших и других нга. Так говорил Нга-Анг. Интересно, шаман сказал бы так же?
— Сходи к нему и спроси.
— Нельзя, не отпустят. Только если самой убежать. Нга-Тет, побежали вместе?
— Э-э?
— Родитель рассказывал мне легенду о двух молодых нга из враждующих племён, против воли вожаков пожелавших стать супругами. Они могли бы уйти, чтобы создать своё племя, и не было бы никаких бед, но сглупили и погибли, утащив за собой многих. Нга-Анг всегда говорил красиво. У него даже битвы получались, как сказка, и то, что убивают друзей и братьев, и то, что кто-то травится отваром из несъедобных корней, а кто-то закалывается ножом. Глупые-маленькие. Не умерли бы раньше цикла, умей соображать.
— Ты не убежишь. Ты нахальна, но всё-таки чтишь законы.
— Мужчины нарушают их из-за женщин, я знаю из легенды. А почему нельзя наоборот? Старый-старый Нга-Тет, давай сбежим на север, и ты станешь моим мужем! Ты хромаешь величественней, чем ходит Большой, а твой храп и отрыжка…
— Срамница!
Обиженный старик отвернулся.
— Ну, полно, Нга-Тет… Не дуйся на правду. Тем более, что она лестная.
Развеселившаяся Нга-Аи поднялась и взяла мотыгу, напевая себе под нос. Небесный дым, как всегда светлый и красивый, и такие тёмные клубы в её сердце соседствовали этим днем, совсем не пересекаясь.
Человек бесцельно брёл через заросли. Его одежда, изодранная крюкохватом, висела неопрятными клочьями, царапины кровоточили, лицо выражало растерянность и страх. Пот привлекал тучи гнуса. Человек спотыкался от усталости и тяжело дышал. Пальто он где-то потерял и не заметил этого, а натёртые ноги ужасно болели. Дважды он, опустившись на колени, напился воды: первый раз — из ручья, второй — собрав дождевую,
