У них всех есть свой срок и его причина.

Воин часто гибнет в бою, принимая грудью копьё или нож. Плоть и кровь его насыщают врага — или сквозь кости, соединившиеся с землей, прорастает крюкохват и колючник. Охотник сходится в схватке с лесем. Он или приносит в племя рога, шкуру и мясо, или остается в бору, растоптанный, глядя остановившимися глазами в серый небесный дым. Припозднившуюся собирательницу утаскивает в своё логово оборот; гад, живущий в зарослях, жалит заигравшихся маленьких и неосторожно ступающих взрослых. Женщины рожают и выкармливают, и теряют красоту и свежесть, и неумолимо старятся, проживая каждый цикл, как четыре. Стариков уносят хворь и дряхлость.

Нга-Лор совсем не помнит женщину, которая его родила, но помнит женский голос, который пел ему песню. Слов в ней нет — только исцеление боли, помощь от дурных снов, призыв к силе, разуму и терпению, просьба о прощении. Он часто напевает её про себя, когда жизнь вонзает в него когти и клыки. Начинает петь и сейчас — просыпаясь.

Сначала ему кажется, что его срок пришёл сегодня. Темнота, пустота, кровь. Потом появляются руки и тормошат его. Кто-то подносит к лицу едко пахнущий кусочек смолы. Стоит вдохнуть, и глаза начинают слезиться. Он открывает их и часто моргает.

— Не нужно было, — говорит Нга-Лор Нга-Эу. — Оставила бы меня непроснувшимся. Тебе же меньше забот и свобода.

Та просит разрешения сказать и, получив, спрашивает, может ли он подняться.

Нга-Лор встаёт с трудом — голова гудит, как гнездо медоносов. Он тяжело опускается у очага, где уже кипит один из отваров Нга-Анга. Нга-Эу смачивает в нём кусочки шкур и выкладывает их на плоский камень, чтобы чуть остыли. Снаружи трещит и стрекочет полдень. Мимо хижины хромает Нга- Тет, ворча и гремя посудинами для воды.

Нга-Эу садится напротив и просится сказать. Нга-Лор разрешает.

— Наклонись, чтобы я промыла твою рану.

Она промокает его разбитый затылок каждым кусочком по очереди. Когда Нга-Лор роняет голову, пряча лицо на её коленях, Нга-Эу понимает, что он плачет.

Она просится сказать, с нежностью гладя мужа по волосам. Он бессильно машет рукой — больше никогда не спрашивай меня об этом. Говори, что хочешь, и в любое время. И она говорит.

— Шаман посмотрел меня. Он сказал, что принесёт особые травы. Что вылечит. Беда пройдёт, и у нас будет маленький.

— Ты ходила на Гору?

— Да, — она сжимается, ожидая наказания за своеволие. Но он молчит, и она продолжает. — Огненноволосая шаманка, нга из племени Того, Кто