изрядно помят и крепко связан. И рот ему тоже заткнули, ага. Чтобы не высказывал, чего не надобно.

На шею Алаис опустилась цепочка с единственной крупной жемчужиной черного цвета. Она была такой холодной, эта жемчужина…

Алаис помнила, как досадовала мама.

Черная жемчужина была родовым артефактом Карнавонов, несколько поколений, да что там, десятков поколений герцогинь носили ее на своих шейках… и без сомнения, она украсила бы любую женщину.

Но не мать Алаис, которая ставила превыше всего светлые тона и легкое кружево. На ее шее черная капля казалась чужеродной, неправильной… матери она была не к лицу. Дочь с этой жемчужиной смотрелась намного лучше. Белые волосы, красные глаза, черный жемчуг, черно-красное платье – все правильно. Из общего ряда выбиваются только слишком бледные губы – природных красок Арден девушке не додал, а мазать лицо местной помадой, в которой киноварь была основным компонентом, Алаис не захотела.

Алаис улыбнулась – и застегнула вторую цепочку на шее Таламира.

– Монтьер герцог…

И на лице мужчины на миг расплылась совершенно глупая мальчишечья улыбка.

Герцог.

Он – герцог.

Венец карьеры, выше – только в короли, но безродного на троне не примут, а он – герцог. Сам пробился, от конюшни до Карнавона!

А потом мужчина наклонился и поцеловал невесту.

Алаис еще никогда и ни с кем не целовалась. Таня целовалась только со своим Мишей, больше двадцати лет с одним и тем же, вот дура-то… Но друг друга они узнали вдоль и поперек, и в губах Миши для нее не было ничего удивительного. Они были… родными.

А Таламир вел себя, как захватчик в покоренном города. Врывался, утверждал свое господство, требовал подчинения и покорности… Таня подумала, что Алаис наверняка стала бы сопротивляться, девушка не выдержала бы подобного надругательства.

Чем бы все кончилось?

Наверное, смертью Алаис. Так что чуть раньше, чуть позже…

Алаис не сопротивлялась, прикрыв глаза, прильнув к плечу теперь уже мужа, и натиск стал ослабевать. Таламир понимал, что ему не противятся, а раз так – какой смысл рваться туда, куда и так пускают? Не убежит от него жена.

Мысли Алаис он, к счастью, прочитать не мог, а то овдовел бы не отходя от алтаря.

Из Храма они вышли под приветственные крики встречающих – Таламировых солдат, дворни и нагнанных для массовки крестьян. В воздух верноподданнически летели шляпы и цветы. Таламир улыбался, его не слишком волновало, что здравницы звучат из-под палки.

Алаис смотрела на синее небо, на стены замка, и думала, что все бы отдала за пролетающий мимо метеорит. Вот что бы ему стоило? Лететь – и прямо Таламиру в темечко? И плевать на теорию вероятности, жизнь бьет все рекорды.

Но метеорита не было.

Погода нелетная.

Пир удался на славу. Да, кое-где не было соли, где-то не хватило зелени, но вина было в избытке, а на свадьбе гости не салатом живы. Таламир почти не пил, ястребиным взором наблюдая за удивительно спокойной невестой. Размышлял.

Мужчина решительно не понимал, чего ждать дальше.

Криков и слез не будет, это точно, не из того материала девка. Мог бы он и ее сломать, еще как мог бы, но пока незачем, сломанная игрушка удовольствия не доставляет. То ли дело, когда растягиваешь удовольствие, день за днем, играешь с добычей, что та кошка, то выпуская когти, то давая немного отбежать – и вновь ограничивая свободу…

Вот с Эфроном все было ясно и понятно. Глаза Маркуса, усаженного по такому случаю за главный стол, горели бессильной злобой и ненавистью, мог бы – в горло бы вцепился.

Таламир с удовольствием поглядел на пленника.

А ведь какая богатая идея – подарить его королеве! Какой он молодец, что сообразил!

О том, что предложение внесла Алаис, Таламир уже даже и не вспоминал. Не было такого, это он сам, все сам. И какое же удовольствие – видеть униженным и растоптанным человека, который считал тебя даже не грязью на сапогах – намного ниже. Грязи можно уделить внимание, она может раздражать или злить, а такие как Таламир – серая масса. Им никогда не стать людьми в глазах таких, как Эфрон, Карнавон и прочие… ар-ристократы! Твари!

Сволочи!

Ничего, кончилось ваше время, негодяи! Совсем кончилось!

Рука Таламира по-хозяйски обняла Алаис, задержалась на груди. Девушка и не подумала ее скидывать, или как-то выражать свое недовольство. Она