Оставим в стороне странные рассуждения о любви – в этом мире Лили любила лишь одного человека, того, который смотрел на нее из зеркала. Но выбора-то у женщины все равно не было. Денег, которые сунула ей Алаис Карнавон, не хватило бы, чтобы удрать подальше, значит, надо было найти их поближе. Можно бы заработать привычным ремеслом, но Таламир будет искать ее. Человеческие ноги куда как медленнее лошадиных, так что попасть в руки его людям Лили не хотелось. Это – смерть. Медленная и мучительная.

Так что она собиралась пробираться куда подальше, скрытно и тайно… не смогла.

Попалась в руки тем, кто и без нее скрывался – людям Маркуса Эфрона, и те доставили ее пред очи графа Эфрона. И сейчас мужчина с брезгливостью разглядывал стоящую перед ним проститутку.

Лили изворачивалась, как могла, лгала и выгораживала себя, стремясь спасти изрядно потрепанную шкуру. В ее изложении вся история выглядела немного иначе.

Маркус зря доверился герцогине, та, тварь продажная, забыла свой род и семью, спуталась с Таламиром, так что в условленном месте встречи Маркуса ждала засада. Лили это знает, потому что тьера Эфрона сажали в подземелье в ее присутствии. Она же носила еду узникам, и тьер попросил ее передать весточку его отцу, денег за это обещал… она и увидела свой единственный шанс вырваться из нищеты. Уж не оставьте, граф, своей милостью?

Нельзя сказать, чтобы граф ей поверил, но голубь от сына так и не прилетел, а значит…

Но окончательно убедили графа планы Таламира в изложении проститутки. Вот это действительно было плохо, очень плохо. Если Маркус жив, если его повезут ко двору, чтобы использовать, как племенного жеребца…

Кровь – она имеет силу. Род Эфронов будет расколот на части, и что с ним будет дальше?

Нет, сына в руках врага оставлять нельзя.

А что делать?

Налет на поместье отменялся сразу. Так подставляться Эфрон не собирался. Либо надо перерезать всех, кто там находится, а граф искренне сомневался, что ему удастся это сделать. Кто-то всегда уцелеет, это закон войны. Потом, по закону подлости этот кто-то кинется в столицу, в ноги к королеве, и власти графа Эфрона придет конец. Такого покушения на свою власть не спустит никто. А Эфрон не выдержит, как не выдержал Карнавон, как не выдержали и другие…

Маркуса можно будет отбить, только когда его повезут в столицу… или в самой столице.

Или… убить.

– Клянешься ли ты, Алаис Карнавон, быть верной и честной…

Алаис прилагала все усилия, чтобы не разреветься.

Да, накатило вот! Большего несовпадения с извечными женскими мечтами и представить было нельзя.

Замуж за любимого мужчину? И чтобы семья была рядом, и белое платье, и подружки невесты, которым надо кидать букет, и лимузин с куклой, и гулянка, и свадебное путешествие на Мальдивы… ладно. В крайнем случае – в Турцию.

Мещанство?

И плевать! Зато – ХОЧУ!

И что в результате?

Про любовь лучше и не говорить, не тот случай. Семья… одна потеряна навсегда, вторая вырезана счастливым женихом. Жениться надо на сироте?

О, да!

Тьер Таламир сделал все для подтверждения этого тезиса! Самолично организовал для Алаис Карнавон абсолютное сиротство!

Белого платья тоже нет. Тут выбирают цвет подвенечного платья в зависимости от статуса. Простонародье старается нацепить что-то синее, а Алаис… ее этот цвет прекратил бы в подобие ожившего трупа. Для подтверждения, она нацепила один раз на себя синее материнское платье и прогулялась так к ужину. Даже Таламиру кусок в горло не полез.

Так что девушка стояла у алтаря в черном кружеве на красном чехле. А что?

Зато глаза в тон! А что бледная, как смерть, так это она от волнения! Такое событие! Свадьба, она ж за всю жизнь бывает не больше десяти раз… а потом новый паспорт получил – и замахивайся на вторую десятку! Из подружек невесты две проститутки, гулять на свадьбе будут исключительно солдаты счастливого новобрачного, а свадебное путешествие… о нем Алаис и не заикалась.

В живых бы тут остаться!

Но если что – она согласна попутешествовать на другой конец географии. Без супруга.

Таламир же был доволен.

Держал Алаис за руку, бросал насмешливые взгляды на извлеченного ради такого случая из темницы тьера Эфрона и ухмылялся. Маркус был бледен,