И Алаис решительно толкнула дверь.

Внутри было вполне достойно, ничуть не хуже, чем снаружи. Чистенький пансион, аккуратный и красивый. На первом этаже таверна, но для чистой публики. Столики покрыты скатертями в красно-белую клетку, на окнах цветы и занавески, полы натерты воском…

За стойкой в углу, видимо, сама тетушка Магдалена – статная женщина лет сорока, с рубенсовскими формами, скромное коричневое платье оживляется белым передником, русые волосы убраны под чепчик, голубые глаза глядят спокойно и пристально. К ней-то Алаис и подползла, поминутно охая и хватаясь то за поясницу, то за сердце.

– Ох… здоровьичка тебе, доченька.

– И вам здоровья, бабушка.

Особой приветливости Магдалена не проявляла, но и заявить: 'не подаем' тоже не спешила.

– Нельзя ли у вас комнатку снять?

Голубые глаза впились в Алаис. Да так, что женщина почти физически почувствовала, как просвечивают ее кошелек, как взгляд проникает под грим, и даже глубже – в душу… хорошо, что глаза не видно под низко повязанным платком.

– У нас дорого, – после минуты молчания произнесла Магдалена.

– Чай, не по золотому в день берете?

– Нет. На золотой у нас можно пять дней жить, бабушка.

– Только жить – или столоваться?

– Завтрак и ужин я подам, обед отдельно, если пожелаете.

Алаис подумала, и кивнула.

– Тогда вот за десять дней задаток. Может… ох, годы мои тяжкие, и подольше задержусь…

При виде денег Магдалена ощутимо подобрела. Даже улыбнулась.

– А что ж за нужда, бабушка?

– Скажи уж прямо. дочка – чего тебе, старой, дома не сидится? – заскрипела Алаис. Улыбнулась, показывая вычерненные зубы. – Так за деньгами я сюда и приехала. Сестра у меня померла, вот, наследство получить надобно, да и домой, к внучкам…

– А что ж внучки – не смогли с вами поехать?

В голосе Магдалены звучал подтекст – тебя ж страшно выпускать, ты по дороге развалишься! Сработало!? Ура!

– Так некому больше поехать-то со мной, – Алаис подчеркнуто печально вздохнула. – Сын в отъезде, пока еще вернется, дочь в тягости, внуки малы еще, чай, не они за мной, а я за ними приглядывать стану…

– Ах, вот оно как…

– Да так вот, дочка. Всю жизнь ради них кладешь, а потом оказывается, что и в старости пахать-от надо, – Алаис горестно вздохнула. – Вот и плывет бабка старая на корабле, сегодня уж отдохну, а завтра и к стряпчему…

– Давайте я провожу вас в вашу комнату, – правильно поняла намек Магдалена. – А как…

– Звать-от меня? Зови бабушка Тая. Или госпожа Лернен, коли хочешь.

– Пойдемте, бабушка Тая, – Магдалена решительно сняла с гвоздика ключи от комнатки. – А сумки ваши…

Сумок у Алаис не было, кроме рюкзака. Так это дело поправимое.

– На корабле остались. Где ж мне с собой тяжести таскать, чай, не молоденькая, – Алаис упорно подделывалась под простонародный говор. – Капитан придержать обещал, а завтра и весточку ему дам.

– Да у меня мальчик на побегушках есть, мигом слетает.

Ирион! Вот этого Алаис не предусмотрела.

– Благодарствую. Может, вечор мы с ним и сходим…

– Как скажете, бабушка Тая.

Перед Алаис открылась дверь в небольшую комнатку. Отлично! Просто то, что надо!

Угол комнаты занимала здоровущая кровать под балдахином. Рядом, на тумбочке стояли медный таз и кувшин для умывания. В углу – здоровущий сундук для пожитков, на нем замок, в который воткнут ключ. Кладите, закрывайте, пользуйтесь.

Еще в комнате был стол и два кресла.

Занавески на окнах, салфетка на столе, салфетка на тумбочке, все простенько, но чисто и аккуратно. Алаис широко улыбнулась.

– Спасибочки, дочка. Я уж тогда полежу чуть, а то с той качки кости болят… возраст, чай, не юный…

Магдалена сочувственно покивала, и оставила клиентку одну. Алаис тут же задвинула засов на двери и от души потянулась. А потом принялась осматривать комнату на предмет глазков, подслушек и прочего.