Дело женщины, стараться в постели, а оценить ее по достоинству должен мужчина, и вознаградить – тоже. Потом она с благодарностью принимает подарок – и старается вдвое! И никак иначе!

А когда женщина думает, что разделенное ложе дает ей какие-то сомнительные права на мужчину… ну уж нет!

Если Эрико когда и женится, то на благородной тьерине, разумеется, девушке, чистой и непорочной. И принадлежать его супруга будет только ему, а не так как все эти шлюхи. От одного, к другому, третьему… что тут непонятного?

Не с тебя начали, не тобой и закончат!

Эрико совершенно не думал, что его мать, ведя жизнь содержанки, уже сколько лет остается верна его отцу. Не вспоминал знакомых, которым наставил рога – к чему?

Его все устраивало. А про двойные стандарты в этом мире отродясь не слыхивали.

Жанна, предсказуемо, собирать вещи и убираться не пожелала, разгорелся базарный скандал, об голову Эрико попытались разбить жутковатую вазу (ему она тоже не нравилась но не настолько же?) и в результате пришлось выкидывать наглую девку из дома в прямом смысле слова, за шиворот, обеспечивая всех соседей бесплатным развлечением.

А потом выкидывать и все ее вещи.

Слуги с удовольствием помогли – платил им Эрико, а Жанна просто закатывала скандалы и ругалась. Со спокойствием приняли известие, что скоро (завтра-послезавтра) здесь поселится другая девушка, так что все отчистить, вымыть, и чтобы следа этой шлюхи не осталось!

Эрико проверит лично!

Трое слуг – конюх, кухарка и горничная, закивали, соглашаясь. Эрико бывал здесь достаточно часто, платил щедро, зазноб своих менял регулярно, так что все в доме было подстроено под его вкусы. А прислушиваться к каждой его девице слуги не считали необходимым. Не нравится ей что-то?

Пусть покричит, туфлями пошвыряется, хозяин приедет – и укорот даст. Другую-то девку завсегда найти можно, а ты найди хорошего и неболтливого слугу? Вот где редкость!

Эрико с удовольствием оглядел комнату и кивнул. Нежные розовые, белые и голубоватые тона, Элисса в них будет смотреться великолепно.

– Розы по дому поставьте. Белые. В вазах.

– Будет сделано, хозяин, – горничная присела в книксене.

– И на ужин что-нибудь… этакое… – Эрико покрутил в воздухе рукой, но кухарка его отлично поняла.

Устрицы, артишоки, игристое вино… ужин для соблазнения, а не ради приема пищи. Это она могла.

– Как скажете, тьер, – кухарка полупоклонилась. С книксенами ей было сложнее – мешал вес, давно переваливший за сто килограммов. Но готовила она так, что Эрико готов был тарелку облизать.

Слуги уже понял, что хозяин нашел замену своей любовнице, и очень его одобряли. Эта какая-то истеричная попалась…

Если бы Эрико видел, чем занимается его предполагаемая возлюбленная, он мигом бы пожалел о крошке Жанне. Ибо Элисса отчитывалась перед тьером Эльнором.

– Мне уже накупили платьев, украшений и прочей дряни, Эрико говорил что-то насчет мехов, собирается поселить меня в отдельном доме, и похоже, всерьез увлекся.

– Всерьез Эрико Даверт никем не увлекается, – махнул рукой тьер Эльнор. – Сильно он тобой увлекся?

– Да, думаю – да.

– И долго ты сможешь удерживать его внимание?

Элисса тряхнула золотыми волосами.

– Сколько скажете.

Иллюзий Элисса не питала, что такое ореховая болезнь отлично знала, и знала, что если она есть у матери, то будет и у дочери. Ей просто повезло, что на ней ничего не отразилось, но рано или поздно, так или иначе…*

* существует скрытая форма сифилиса, при которой внешних признаков нет, а трепонема в крови плавает. Прим. авт.

Женщина знала, какая судьба ее ждет, ненавидела тех, кто обрек ее на это, и собиралась поквитаться со всем миром.

Эрико Даверт перед ней не виноват?

А что он сделал, чтобы ей было лучше?

Элисса точно знала, что рано или поздно станет такой же, как ее мать. Провалившийся нос, жутковатые язвы по всему телу, возможно – безумие. И ей хотелось прожить как можно лучше тот срок, который ей отпущен. Может, она и сойдет с ума! Но подыхать в сточной канаве ей очень не хочется! Если у нее будут деньги, за ней будет и уход, так-то… а что ради этого потребуется?

Продать, предать, переспать, даже убить – да разве это важно? Ее никто не жалел, она тоже никого жалеть не станет.