— Кто такой Нил Гау? Да это же самый знаменитый шотландский скрипач! Родился в Инвере, недалеко от тех мест, откуда родом и я. Похоронен на церковном кладбище в Малом Дункелде, очаровательное местечко, хотя мы, феи, обычно не любим церковные кладбища. Я могла бы тебе рассказать много интересного про Нила Гау…
— Кто бы сомневался. Сейчас, небось, и начнешь.
— Не сейчас. Короче говоря, играл он из рук вон плохо, пока моя мать за него не взялась. Наша семья обучила всех знаменитых шотландских скрипачей, и я уверена, что смогу научить и тебя. Поэтому хватит пялиться на пульт, поехали… Урок первый. «Балатерский мост», медленный стратспей, но в мастерском исполнении звучит очень трепетно.
Хизер заиграла «Балатерский мост». Это и впрямь оказался медленный стратспей, и в ее исполнении звучал очень трепетно. Мало кто со времен самого Нила Гау мог так ярко показать его неповторимое шотландское очарование. Птицы опустились на карниз, чтобы послушать напев. Старая нищенка Рэчел услышав прекрасную игру, вытянула усталые ноги на ступенях театрального крыльца.
— Довелось-таки перед смертью услышать что-то стоящее, — пробормотала она, согревая нутро в невидимом сиянии доброй феи.
А наверху Хизер широко улыбнулась Динни.
— Теперь ты.
Динни, неловко удерживая на коленях засаленную партитуру «Собрания шотландской танцевальной музыки Гау», с трудом принялся за «Балатерский мост». Птицы улетели, а Рэчел против воли отбросило обратно в мир живых.
— Ужасно, — чистосердечно сказала Хизер. — Но очень скоро ты будешь играть лучше. Смотри: этот значок называется группетто, играют его вот так… А это — вибрато, вот так… Попробуй.
Динни попробовал. Звук по-прежнему был чудовищный. Хизер вздохнула. Она оказалась совсем не таким терпеливым учителем, как полагала.
— Динни, я вижу, необходимы крайние меры. И хорошо бы ты осознал, что это — великая честь, оказанная тебе потому, что ты — Макинтош, попавший в беду. И еще потому, что уши мои скоро не выдержат. Дай-ка сюда ладонь.
Хизер коснулась его пальцев. Динни почувствовал, как те немного потеплели.
— А теперь попробуй снова.
Динни посмотрел на свои теплые пальцы и попробовал снова. Впервые в жизни он смог произвести звук, который с некоторой натяжкой можно было назвать музыкальным.
Элрик присел на корточки под кустом. Стояла глубокая ночь, весь Корнуолл спал. Позади него наготове сидели пятеро сообщников. По знаку Элрика они взметнулись в воздух, пролетели над сараем, где хранились ткацкие станки, произвели из пальцев волшебный огонь и подожгли сарай.
Сарай заполыхал, но прежде чем подняли тревогу, Элрик и его последователи скрылись в ночном воздухе.
Элрик был лидером Корнуоллского движения сопротивления фей и единственным лучом надежды для всех фей и эльфов, несших на себе гнет тирании. Но поскольку движение состояло пока только из него самого и пятерых его последователей, а король Тала был самым сильным монархом за всю историю королевства, дело их казалось безнадежным.
И все же, поджог склада ткацких станков был важным элементом экономического саботажа. Про экономический саботаж Элрик узнал из книги о террористических действиях, которую нашел в библиотеке у людей, и пока что все получалось.
Динни немного продвинулся в обучении, но вскоре стал жаловаться на боль в пальцах.
— Сыграй снова, — велела Хизер.
— Пальцы ноют.
— Нишкни, жирдяй! — заорала фея в конце концов.
— Не надо мне этих шотландских забытых матюков, — сказал Динни. — Кроме того, лучше уж быть жирдяем, чем лилипутом в драной юбке.
— Да как ты смеешь! И это после того, как я научила тебя новой мелодии!
— Да я бы и без тебя выучил.
Хизер оскорбилась.
— У тебя способностей — как у ливера в рубце! — крикнула она и исчезла в ночи.
Очень немногие люди — например, Керри — могут от рождения видеть фей. У некоторых эта способность развивается от питья разных зелий, вроде смеси денатурата, гуталина и фруктового сока.
— Я так понимаю, ты потусторонняя прислужница Тиссаферна, персидского сатрапа этой местности? — спросила Магента.
— Нет, я Хизер, шотландская фея чертополоха.
Магента отнеслась к этому с сомнением и потуже сжала рукоять меча.
— Ну, а я — Ксенофонт. Я веду греческих наемников на помощь Киру, брату царя Артаксеркса, против оного же Артаксеркса. И если ты его слуга, передай ему, что конец его близок.
Мимо проехала машина с задними динамиками, и воздух вокруг завибрировал от музыки.
Вот бы поиграть на скрипке через такую систему, подумала Хизер и сразу же вспомнила о планах, которые они с Мораг строили насчет своей группы. Стало грустно.
А Магента отбыла, плотно погруженная в свои счастливые грезы.
СЕМЬ
— Какие все желтые, — заметила Мораг.
— Мы в Китайском квартале, — пояснила Керри.
Они отправились на свою обычную прогулку. В Китайском квартале Керри надеялась встретить цветок китайского дерева гинкго.
— Как это цветок китайского дерева попал в древнекельтский алфавит? — спросила Мораг.
Керри сама не знала. Она предположила, что кельты много путешествовали.
— Или оно росло и в других местах. Так или иначе, это как раз одна и тех редкостей, из-за которых мой алфавит так трудно составить.
Мораг осматривала окрестности в поисках гинкго. Когда она впервые услышала про цветочный алфавит, она подумала, что нужен один цветок на букву «А», один — на «Б» и так далее, но, похоже, все было несколько сложнее. Необходимые цветы соответствовали древним кельтским символам, а не буквам современного алфавита, и важен был не только вид растения, но и цвет.
Гинкго на горизонте не было, и Мораг стала разглядывать людей.
— Ну и местечко этот Нью-Йорк! Черные люди, коричневые, белые, желтые и какие-то промежуточные. Как мне это нравится!
— Мне тоже, — сказала Керри. — Но иногда эти разные люди враждуют между собой.
— Почему?
— Потому что они разного цвета.
Мораг расхохоталась.
— Какие люди все-таки глупые! Если бы феи были разных цветов, они бы никогда не стали из-за этого враждовать.
В этот день Керри проснулась в хорошем настроении, и даже операции с калоприемником ее не расстроили. Но Мораг знала, что рано или поздно это все равно случится, и размышляла, как этому помешать. Феи обладают некоторыми целительскими способностями, но на сложное хирургическое вмешательство их не хватит.
Взгляд Керри упал на маленькую брошку в виде восьмиугольного зеркальца, и она вошла в магазин, чтобы рассмотреть ее получше. Магазин был не совсем обычный — он был заполнен подержанной одеждой и украшениями, на прилавке лежало несколько книг и карт. В глубине стояли древние музыкальные инструменты. Мораг принялась их разглядывать, а Керри спросила продавца-китайца про брошку. Брошка, оказывается, не продавалась.
— Почему? — спросила Мораг, когда они вышли на улицу.
Керри пожала плечами:
— Не знаю. Сказал просто: «не продается».
Они прошли еще немного, и Керри достала брошку из кармана.
— Ты просто виртуоз! — с восхищением сказала Мораг. — Я ничего не заметила.
Мораг увидела омаров. Они плавали в большом аквариуме перед каким-то рестораном.
— Почему эти омары живут в магазине? — спросила она.
— Они сидят в этом аквариуме, пока какой-нибудь посетитель не захочет их съесть. Тогда их достают и варят.
— Что?!
Мораг была в ужасе. В Шотландии, гуляя по западному побережью, она не раз любезно беседовала с омарами. Ей и в голову не приходило, что люди их едят. Когда они возвращались домой, чтобы Керри могла поесть и принять очередную дозу стероидов, которые смягчали болезнь Крона, Мораг страшно переживала насчет омаров.
Она развернула зеленую тряпицу, в которую была завернута скрипка, и прижала инструмент подбородком.
— Какая славная мелодия, — сказала Керри.
— Спасибо. Это известная шотландская похоронная песнь. Хотя, по правде сказать, мне такие вещи кажутся скучноватыми. Не будь Хизер такой балдой,
