Наблюдая за моими действиями, рядом упала в обморок какая-то матрона. Тем временем я стрелой бросился во двор и нашел там что надо. Мелко посек зелье на обрусе[357], вылил кувшин сметаны со стола, насыпал горсть сахара, подмешал паутину и залепил этим рану. Пытался напоить пострадавшую водой с вином, но безуспешно, ибо пани стиснула зубы. Тогда я сделал это изо рта в рот. До сих пор помню, прости Господи, вкус тех расслабленных женских уст. В конце плотно запеленал ей шею. «Теперь везите».
Бородатый пан поехал с ней как сопровождающий. На следующий день вместе с Мартыновичем и еще одним паном они втиснулись в мою каморку. На меня смотрели, как на диковинку, дергали за руку. Узнал я, что пани жива, зашил ее известный хирург Гакет, лейб-медик митрополита. Тот не поверил, что такую рану препарировал какой-то парень, чуть ли не приблуда. И что завтра господин профессор хочет меня видеть на своем медицинском факультете. Толстый бородач, доктор Шиверек, там же служит, занимается сбором зелья. Третий гость — мой земляк из Подкарпатской Руси Иван Земанчик, распорядитель на физическом факультете, правая рука Мартыновича. Золотая рука, так как под его управлением производится вся машинерия. Без него пан Игнаций никогда не написал бы свой двухтомный трактат об экспериментальной физике, по которому уже по всей Европе учатся студенты. Вот какие люди почтили своим присутствием мою пещеру! Мог ли я не повиноваться их воле?
Так и было. Я предстал пред очами прославленного костоправа Гакета, и тот с немецкой строгостью потребовал отчета: что, как и почему именно так я поступал с раненой матроной и знаю ли я, что с таким порезом, если нет профессиональной помощи, человек живет от силы две-три минуты. Что руководило моей поведенцией, откуда мне известно, как останавливать венозное кровотечение? Что, по словам пораженных свидетелей, «кровь застыла, как заговоренная»?
«Я только делал то, что мог», — бормотал я.
«Делал сознательно? Знал, что делаешь?» — допытывался немец, постукивая от волнения тростью.
«Знал».
«Откуда знал?»
«Не знаю», — ответил я, чтобы поскорее закончился допрос.
Еще кое о чем расспросил меня, я отвечал без заминки.
Доктор походил туда-сюда по залу, обставленному скелетами и банками с человеческими внутренностями, повернулся ко мне и тихо сказал:
«Я почти поверил. Птиц тоже никто не учит, когда и как улетать в теплые края и как возвращаться в свое гнездо… Ты носишь в себе дар варварского врачевательства. Не знаешь, откуда это, но я помогу тебе понять.
И правда, тот человек дал мне возможность заглянуть в скрытые глубины человеческой природы. Глазами великих сподвижников. Меня приобщили к 127 счастливцам, которые изучали тогда медицину, зачислили «неординарным слушателем». Я слушал, наблюдал, а главное — погружался в книги, благодаря судьбу за тот доступ. Библиотека была сложена из фолиантов, собранных из седых веков и бог знает откуда. Как мне здесь пригодились латынь и греческий, привитые благочестивым Аввакумом! А немецкого и мадьярского я набрался, кода писал ходатайства для мукачевской бедноты. Русинским же переписывал монастырские книги. Теперь еще и польский постигал.
«Сидишь в книгах, как червь, — смеялся Земанчик. — Зачем нам сторожу платить — ночуй в библиотеке».
С меня не брали плату и за обучение, так как помогал профессору Шивереку подбирать фармакогностическую коллекцию. Обходили с ним окольные холмы, и я добывал столько лечебного снадобья, что наемный работник носил корзиной.
А ночью я блаженствовал в книгах. Начал со «светлейшего» Клавдия Галена, архиатера[358] Марка Аврелия. Познав все школы древности, построил он на том фундаменте незыблемое здание опыта и познания человеческого тела и духа. Начав с животных, изучал гладиаторов и атлетов, живых и погибших. Гален открыл мне загадку движения крови, удивительную упорядоченность работы мускулов, костей, сосудов и нервов. Установил взаимодействие физической и нравственной природы, ибо человек есть существо целостное. Тот великий ромей говорил, что хороший врач должен быть мыслителем и что мы рождены для того, чтобы всем помогать и все улучшать. «Хочешь быть всегда здоровым, садись за стол голодным,
