Когда утих стодневный ливеньИ горы обрели язык,Явился мамонтовый бивень,Камнями выбеленный клык.Он найден был в ущельях голых,Едва расчищен был обвал,И рассудительный геологЕго сокровищем назвал.И бивень древностью пещернойВ людской отправится музей,Чтобы судьбой его ущербнойЗалюбовался ротозей.Чтоб по единой кости этойОпределялась бы без словВся крепость мощного скелета,Вся сила мускульных узлов.Тот мамонт выл, дрожа всем телом,В ловушке для богатырей,Под визг и свист осатанелыйПолулюдей, полузверей,Чьи сохли рты от жажды крови,Чьи междометья, не слова,Летели в яму в хриплом реве,В косноязычье торжества.Он, побиваемый камнями,И не мудрец и не пророк,А просто мамонт в смертной яме,Трубящий в свой роландов рог, —Он звал природу на подмогу,И сохло русло у реки,И через горные отрогиПеремещались ледники.
Тороплюсь, потому что старею,Нынче время меня не ждет,Поэтическую батареюЯ выкатываю вперед.Чтоб прицельные угломерыДобирались до подлеца,Подхалима и лицемера,Чернокнижника и лжеца.Не отводит ни дня, ни часаТоропящееся пероНа словесные выкрутасы,Изготовленные хитро.И недаром боятся люди,Сторонящиеся меня,Самоходных моих орудийРазрушительного огня.Кровь колотит в виски!Скорее! Смерть не ждет!Да и жизнь не ждет!Поэтическую батареюЯ выкатываю вперед.
