— Явить-то явил, да ведь руками хочется пощупать...
— Ишь ты, шустряк! — ревниво встрепенулся Борута. — Все приезжие такие! Дай сразу в руки... Возьми, если получишь. Тогда и щупай!
— Где взять-то? — его же языком заговорил Зарубин. — Она же колючая, вся в стекле.
— Ты как думал? Это не рыбку съесть! На сей раз за тобой сам приду, чтоб не увильнул. Сведу на острова, а там сам расхлёбывайся. Если на слово не веришь. Только не струсь! И на службу не вали.
— Добро!..
— Чего добро? — вдруг засмеялся академик. — Вот сейчас будет катавасия и умора! Ох уж похохочем. Попомнят они Митроху! Ты давай дуй к своим пристебаям, гуляй, а то заподозрят. И слушай внимательно свой народ!
— Может, не надо, Данила? — ещё раз попросил сердобольный егерь-конвойник. — Напустишь страху, а он — настоящий самодержец. Если случится чего?
— Я нежно сделаю, — заверил Борута и пихнул Зарубина. — Ты иди, иди давай на службу. Да много не пей с ними, чтоб голова не болела, когда приду за тобой.
Пока длилась фотосессия короля с трофеем и участниками охоты, пока поздравляли с полем, наскоро обмывали выстрел и произносили здравицы коронованной особе, стемнело, и Митроху вытаскивали, по сути, ночью. Могли бы заехать на поле и загрузить, однако устроители охоты, особенно генерал Гриша, будто бы исполняли некий ритуал и оказывали честь добыче короля. Весу в битом звере было центнера три, поэтому связали лапы, просунули жердь и понесли впятером: король всюду пытался принять участие, подставлял плечо, но только путался под ногами.
Зарубин после поминок с егерями в общем празднике не участвовал, держался подальше, наблюдая за действом со стороны, однако на него сначала наткнулся Кух- налёв, заметно повеселевший и благодушный.
— А ведь и в самом деле всё обошлось, — признался он. — Неужели эта нечисть и впрямь боится учёных?
— Панически боится, — подтвердил Зарубин.
— Тогда объясни мне почему? На лбу же не написано!
— Это секретная информация.
— Да у меня есть все допуски!
Зарубин огляделся.
— Снежный человек умеет считывать мысли и состояние интеллекта.
Кухналёв не поверил и сарказма не уловил.
— Только не надо лапшу вешать! Дикая тварь, без штанов ходит...
— От вас ничего не утаишь, — признался Зарубин и вспомнил про пакетик с ладаном, засунутый попутчицей в нагрудный карман. — Как вы считаете, это что за вещество?
И сунул ему под нос бумажный кулёк. Полковник понюхал, развернул и пожал плечами.
— Пахнет как в церкви...
— Это ладан.
— И помогает?
— Лешие шарахаются, как черти. Это вам по секрету.
— Отсыпь немного?
— Забирайте весь! — великодушно позволил Зарубин. — Мне больше не пригодится.
Полковник бережно завернул кулёк в носовой платок и спрятал во внутренний карман.
— Пошли, представлю Его Величеству! — вспомнил он. — Вот такой мужик!
— Не хочу, — увернулся он от полковничьей хваткой лапы.
Кухналёв особенно не настаивал, бросился к егерям и охране, которые заваливали тушу зверя в кузов пикапа. Король всюду следовал за своей добычей и даже грузить помогал, причём по-настоящему вцепился в шкуру и поднимал «на раз, два — взяли!». Правда, ему тут же поднесли воду и полотенце, чтобы вымыл руки, и обработали их каким-то спреем.
Уже в двенадцатом часу наконец-то венценосного посадили в кабину пикапа, куда он сам пожелал сесть, и поехали на базу. Машин к лабазу приехало около десятка, однако Зарубин сел в егерский УАЗ, шедший замыкающим, и не пожалел об этом, ибо услышал глас пижменского народа. Егеря обсуждали вопрос, снимать шкуру с медведя сразу по приезде на базу или утром. Решили, что утром, не спеша, поскольку король не мог везти с собой солёную — только выделанную, да и то с великими предосторожностями. А приготовить свежатину можно из замороженной медвежатины, поскольку дикого мяса в морозилке навалом и любого, вплоть до вальдшнепов и перепелов.
Тут стало известно, что охота принцессы тоже вроде как удалась: охрана сообщила, будто на старой дойке, где она сидела под присмотром Костыля, прозвучал выстрел. Жена Его Величества, то есть королева, была против мерзких увлечений мужа и дочери, поэтому они рассчитывали поставить
