Бывший егерь застонал от возмущения.

— Одна ты чистая!.. Дива Никитична просто красивая женщина! Ею мужики любуются. Приезжие так и вовсе глаз оторвать не могут. А её вдовье положение привлекает...

— И не только приезжих! — ревниво произнесла тёт­ка. — Туземцы тоже хороши! Всех приворотным сред­ством опоила — и тебя, и губера. Да и Костыль ходит об­лизывается...

— Наслушалась сплетен и всё перепутала, — сокру­шённо сказал попутчик. — Приворожила она не губерна­тора! И не меня. А этого московского начальника. Охотни­чьего генерала! Фамилию забыл... Ну как его? В мундире ещё ездил?

— Хвехвелов хвамилие! — отчеканила супруга. — Вер­но, и генерал охотничий попался! Заманила его Дива Ни­китична...

Зарубин чуть не подпрыгнул при упоминании Фефелова: в прошлом году тот был здесь на охоте по пригла­шению Костыля и хотя вернулся с трофеем, но озабочен­ный. Генеральный ехал на новую должность в Москву, как и положено чиновникам, оставив свою прежнюю жену, то есть холостой и свободный для нового, столичного брака. Возраст подходящий, к полтиннику, седина в бо­роду бьёт, страсти в голову. И уже невесту себе сыскал согласно генеральскому чину, будто к свадьбе готовился, но съездил к Костылю за медведем и о женитьбе замол­чал. Спустя несколько месяцев только проговорился од­нажды на охоте, мол, встретил он на Пижме женщину не- ниданную, редкостную — хоть сейчас на подиум выводи, на конкурс красоты! Дескать, встречаются же ещё в рус­ских селеньях такие экземпляры, что все модельные са­лоны отдыхают. Однако о том, что это и есть вдова Дракони, ни слова! Однако презенты шлёт.

— Она ещё и Деда Мороза заманила, — продолжала аещать тётка. — Согласилась в снегурки пойти. Один раз на люди и вышла, так у артиста голову снесло. Умыкнуть хотел Диву у председателя! Тот ещё живой был, но хво­рал сильно. Да разве Драконя позволит? В общем, ар­тист сам заболел...

Попутчик не выдержал.

— Будет врать-то! — перебил он. — Всё не так! У Деда Мороза свой интерес был. Не Дива ему нужна была — ле­шачиха. А Алфей Никитич не дурак, согласился с леша­чихой его свести. Но велел отработать морозилкой одно лето. Мол, если ты Дед Мороз, то ступай-ка в холодиль­ную камеру масло охлаждать. Председатель задаром ничего не делал. Артист неделю воздух морозил, дул, хо­лод нагонял, посохом стучал, а когда масло таять начало, сбежал.

— Да он в подземельях насильно артиста держал! В кандалах!

— Это он Боруту со Шлопаком держал! А потом Ко­стыля!

— А что, и Костыль в лапы к Драконе попадал? — не выдержал Зарубин.

— Костыль думал, он хитрей всех, — со скрытым удо­вольствием сказала тётка. — Думал, мужчина неотрази­мый, тем более что вдова к нему благоволит. Он с женой разошёлся, чтоб Диву Никитичну соблазнить. А заодно ферму прибрать. Но в руки зятьям попал. А те его зако­вали и в гору заточили. Больше месяца продержали, пока губернатор в переговоры не вступил. Спас, выпустили...

— Зятевья ему сказали, — добавил муж, — ещё раз на нашу мамку посмотришь блудливым взором, отдадим медведю, пусть доедает. А у неё их трое, зятевьёв-то!

— Дракоши скормят, — согласилась супруга. — Зяте- вей у нас Дракошами зовут. Поэтому Костыль теперь Пи- жменский Городок стороной объезжает. Они всё хозяй­ство и держат...

Хотела ещё что-то сказать, но от реки ни с того ни с сего налетел студёный ветерок и показалось, сне­жинки полетели! Попутчица прижалась к мужу и при­крыла рот ладошкой.

— Ой!.. Это ведь Дед Мороз идёт! Накликали силу не­чистую...

— Сидела бы в кабине, — проворчал тот. — Коль бо­ишься...

До машины было десять шагов, но тётка вскочила и приказала её проводить. Попутчик исполнил этот ка­приз с удовольствием, а Зарубин тем временем надел куртку: от реки тянуло ледяным холодом, и хоть вместо снежинок несло пепел из костра, всё равно стало зябко.

— Север, — сказал баешник, усаживаясь на своё ме­сто. — Мы — так привычные. Но ждём бабьего лета, чтоб нашим бабам в радость. Оно и здесь бывает, жара стоит, только редко. А супругу мою не слушай: бабские сплет­ни. Вот вдова у Дракони — это да, женщина бесподоб­ная. Раз увидишь...

И осёкся: то ли жены испугался, то ли его насторожи­ли шорох травы и потом тяжёлая поступь. Тут из темно- I ы выступил Дед Мороз в расстёгнутой шубе и с посохом. I'остом он и впрямь был за два метра, а в темноте в вы­сокой шапке казался ещё выше, так что вполне можно было принять за снежного человека...

По уверениям попутчиков, Дед Мороз сбежал со сво­его поста ещё позапрошлой зимой и был уволен от служ­бы. С тех пор и бродит по местным лесам, о нём знают псе туземцы в округе и давно привыкли, считая его за по- лусказочное существо. Вполне возможно, артисту боль­ше понравилась роль снежного человека, сменил амплуа и, пользуясь искусством перевоплощения, стал пугать охотников и грибников. А мощи в нём, чтоб своротить лабаз, вполне достаточно; что же касается четырёхме­трового роста, то у страха глаза велики...

У костра Дед Мороз присел на корточки, погрелся, подставляя бока: было заметно, что его морозит, и го­лос был простуженным.