вздохнув, согласился и, встав, помог подняться Бану. Он вызвался ее довести до покоя, но Бансабира отказалась: Одхан и Шухран и сами прекрасно справятся. Правда, выглянув за дверь, танша обнаружила, что охранники договорились караулить по очереди – Шухран сейчас спал, сидя и припав к стене.
– Отведи меня, потом вернешься за ним. Можешь отдыхать сегодня весь день, – сказала она Одхану. Потом оглянулась на наставника: – Да благословит тебя Мать Сумерек, Гор.
– Да благословит тебя Мать Сумерек, Бану.
Гор проводил Бансабиру взглядом и перед тем, как приказать первому попавшемуся из слуг прибраться на террасе, успел подумать, что Бану опять ошиблась: их пути давно сошлись, и вряд ли когда-нибудь Праматерь разведет их совсем уж в разные стороны.
На другой день царь назначил повторное обсуждение вопроса о замужестве Джайи. Бансабира вошла в кабинет Алая степенно, нарочито неспешно и с достоинством. Потому что любое более активное действие отзывалось острой болью во всем теле. Когда дело дошло до бумаг, танша, проверив наличие строчки о том, что Орс не станет вмешиваться в жизнь дочери, подписала, даже не дав Далхору и Каамалу полюбезничать полчаса, как в прошлый раз. Очень уж хотелось вернуться к себе и забраться в кровать.
В Аэлантисе, столице Архона, короли Удгар и Железногривый Агравейн ломали головы над отношениями с южным союзом племен. Табунщики, погонщики коней и верблюдов, не беспокоили Архон уже больше десяти лет. Но в последние месяцы участились набеги на приграничные рубежи. Вождь самого беспокойного из племен убеждал Удгара, что все происходит с его неведения, и обещал исправить ситуацию. Однако, в отличие от предшественника, этот был довольно скользким типом, и улучшений пока не следовало.
Агравейн со всем рвением включился в дела государства. Занял удивительно новое место во Внутреннем Круге советников, где был встречен с бо?льшим, чем прежде, почетом. До этого он был Железной Гривой Этана, а теперь стал королем.
И при нем была его королева.
Любил он ее или нет, не имело значения. Не отказывая Ришильде в публичном уважении, Агравейн во многом стал относиться к ней как ко временно стесняющему неудобству, вроде сомнительного пайка в походе или прохудившихся от трения о поводья перчаток. Осмысление связи с Шиадой, такой древней и совершенно безумной, усилило тоску и прибавило сил. Даже божественным промыслам нужно время на воплощение в жизнь. Начертанное можно оттягивать, можно пытаться приближать, но избежать его не под силу даже Железногривому.
Тандарионы перебирали документы. Старый король, как Удгара прозвали в народе, время от времени смотрел на сына и испытывал легкое недовольство – видно же, что опять мыслями явно не в работе! Вон какая мечтательная физиономия! Слов нет.
– В жизни не верил, когда ты говорил, что управлять государством скучно и утомительно, – пробурчал Агравейн, заметив взгляд отца и вновь уткнувшись в бумаги.
– Теперь веришь?
– Исполнен доверия.
Агравейн продолжил глядеть в документ, но Удгар видел, что настрой Железногривого ничуть не изменился – все тот же задумчивый идиот. Надо бы вернуть с небес на землю.
– Как ваши дела с Ришильдой? – в лоб спросил Старый король.
Кажется, за время отсутствия Агравейна в Аэлантисе после войны с Орсом отец не утратил привычки с маниакальной озабоченностью интересоваться жизнью сына. Сам он без конца твердил о необходимости престолонаследования, и что только этим объясняется его нездоровый интерес, но Железногривый всерьез считал, что отцу просто пора завести пару любовниц.
– Наши дела улучшились, тебе ведь известно.
– Рад слышать. – Удгар не отвлекался от документов, хотя вид имел вполне цветущий. «У него всегда цветущий вид», – с тупой укоризной подумал Агравейн. – Государству нужен наследник.
Железногривый скривился. Вот надоел.
– Пап, можешь мне поверить, я делаю все, что от меня требуется. Если Праматерь благословит, через семь месяцев у нас будет наследник. А потом, раз уж у нас два короля, может быть, будет и два наследника? – злобно усмехнулся Агравейн просто из вредности. – Женись, тебе всего полвека.
– Соперники моему внуку даром не нужны, – махнул рукой Удгар, пропуская укол в собственные годы. На взгляд сына, старый прохиндей не постарел ни на день с тех пор, как Железногривый был восемнадцатилетним юнцом. – Да и не тебе, сыну леди Ланы, требовать посрамить ее память.
– Ты бережешь память о своей любви, как святыню. Но мне о моей запрещаешь даже заикаться.
«Несносный мальчишка!» – мгновенно раздражился Удгар. Он демонстративно твердым жестом отложил бумаги, за которыми и дальше прятаться от серьезного разговора мешало безосновательное упрямство сына. Сил нет, как достал.
– Лана была мне женой, Агравейн, – веско заявил владыка. – Женой и матерью четырех детей. А что тебя связывает с той жрицей?
Агравейн замолк, представив, как по-дурацки и наивно прозвучит его честный ответ.
– Можно я спрошу? – осведомился Железногривый, игнорируя отяжелевшее сопение отца.
