направления и города, понимал – наша армия отступает, немцы рвутся к Москве. Илья знал, чем всё кончится. Но каково это было слышать народу, армии? Немцы тоже несли тяжёлые потери, командованием вермахта не предполагавшиеся. За период с 22 по 30 июня потери немцев убитыми и ранеными составили 41087 военнослужащих, среднесуточные – 4565 человек, фактически два полка в день.

Остаток дня и ночь провёл в грузовике. Тяжёлые мысли посещали. И о положении в стране, об отступающей Красной армии и о себе. Провизии осталось на два дня, часть консервов он оставил у моста, на лёжке. Значит – добывать надо. А ещё оружие. Есть «ППШ», или «папаша», как его называли красноармейцы. Но к нему один магазин. Хоть и на семьдесят патронов, но это на несколько минут боя, учитывая высокую скорострельность автомата. И пополнить боезапас негде. Надо захватить у врага его оружие. А ещё хотелось помыться, пока не завелись вши, этот бич всех войн.

Утром пасмурно, не хотелось выбираться из кабины, но надо. Отправился к деревне Мамоны, где рацию добыл, убив диверсантов. На грузовике оттуда путь коротким показался, а сейчас уже час шёл, а деревни не видно. Впереди какое-то движение послышалось. Кабан? Так распугала их война, в лесах зверья не осталось. Встал за дерево, затвор на «ППШ» взвёл осторожно, чтобы щелчка неслышно было. Постоял, пытаясь понять – кто двигался и в каком направлении. Пять минут прошло, десять. Если бы зверь был, учуял уже Илью, ушёл. Тишина. Илья решил, что почудилось, мало-ли ветерком листву шевелило или ёжик пробежал? Хотя этот зверёк ведёт ночной образ жизни. И вдруг едва слышный плач, похоже – детский. Да и не плачут мужики. Держа наготове автомат, перебегал от дерева к дереву, выбрался к кустам у полянки. Почти посередине молоденькая девушка в военной форме на коленях стоит, склонясь над военным. То, что военный – сомнений не вызывало, видны ноги в хромовых сапогах и галифе защитного цвета. Чего она ревёт? Или умер боец? Да не боец, у него ботинки с обмотками, в лучшем случае кирзачи. У младших офицеров сапоги яловые, у старших офицеров хромовые. Илья сделал несколько шагов, как умел – неслышно, кашлянул, чтобы не испугать. А всё равно девушка вздрогнула всем телом, резко повернулась, глаза от испуга расширились.

– Не бойся, я свой! Сержант Сафронов.

– Фу! Напугал.

Девушка как-то обмякла. Илья опустил автомат, поставил его на предохранитель, приблизился. Перед девушкой лежал на плащ-накидке командир, судя по четырём шпалам на петлице – полковник. Голова забинтована, кровь через бинты проступила, дышит тяжело. Картина понятная, неясно только, как они сюда попали? Дороги поблизости нет, в девчонке пятьдесят килограмм живого веса, а полковник крупного телосложения. Сама тащила? Представить невозможно.

– Ты как сюда попала?

– Ногами! – осерчала девчонка.

– А раненного кто нёс?

Девушка отвернулась, засопела, потом заплакала. Сначала тихо, потом в голос. Илья ей рот ладонью зажал.

– Тихо, тихо, беду накличешь. Успокойся.

Девушка к Илье прижалась, плакала, но уже беззвучно, только плечи тряслись. Когда девушка успокоилась, Илья спросил.

– Откуда раненого несёте?

– Из-под Кривска. Снаряд в наш грузовик попал.

Илья прикинул, получалось километров двадцать с гаком.

– И ты одна? – поразился он.

– Не, нас трое было, два бойца и я.

– А они где?

– До вчерашнего дня командира они несли, а после ночёвки исчезли. Я одна тащила, пока силы были.

Вот же суки! Мужики, а раненого командира на девчонку бросили. Не по уставу, не по совести.

– Тебя как звать-то?

– Марина, я машинисткой при штабе полка была.

Господи! Да эта девчонка духом выше бойцов оказалась, чтоб им пусто было. Илья раздумывал, что предпринять можно. Ранения в голову всегда серьёзные и помощи требуют квалифицированной. Тут не просто хирург нужен, а нейрохирург. Такие только в крупных госпиталях бывают. А вокруг лес, даже бинтов взять негде. Девушка его молчание расценила неправильно, отстранилась.

– Тоже уйти хочешь?

Слёзы на её глазах мгновенно высохли.

– Выбрось из головы дурные мысли. Немцы уже под Бобруйском и Борисовом, где линия фронта я не знаю, да и есть ли она? Полагаю, до ближайшего госпиталя километров сто, да и то по прямой.

В глазах девушки растерянность.

– Предлагаю его в село определить, тут недалеко есть – Мамоны называется. Повезёт если, выживет. Добрые люди найдутся, приютят. И тебе лучше в селе остаться. Ты девушка, подберут тебе платьишко, за местную сойдёшь, немцы не тронут.