многое. И когда я вспоминаю, что ты сотворила с Сэливаром и Дивинией, то чувствую, что могу простить тебе твою ложь.

От меня не ускользнуло то, что она назвала меня «существом».

– Мне жаль, что пришлось причинить тебе боль, Нивени. А на Домитрианов мне плевать.

– Вот и славно. – Она улыбнулась, но улыбка тут же исчезла с ее губ. – Все же я хочу предупредить тебя. Тайрус, может, и враг твоего врага, но он остается Домитрианом. Не доверяй им. Никому из них. Это семейка лжецов и убийц. Он, конечно, не распылил «Растворяющий Туман», но флакон-то с собой прихватил. Подумай об этом, прошу тебя.

И мы с Нивени расстались, возможно – навсегда.

Горные цепи, обширные континенты, фиолетовый океан и серые облака внизу становились все меньше и меньше. Я смотрела на Тайруса, прокручивая в голове дни, проведенные вместе с ним на планете, а он не сводил глаз с флакона «Растворяющего Тумана», наглядного свидетельства того, что он ослушался приказа дяди, отказавшись от проверенных семейных методов.

– Ты меня все более поражаешь, – сказала я. – Тем, что умудряешься просчитывать все на десять ходов вперед.

Тайрус вздохнул и дрожащей рукой засунул флакон в карман.

– Вернее, я лишь умело создаю видимость этого. Я не смог предсказать того, что они ворвутся в мои покои и потащат на казнь. Честно говоря, я уже простился с жизнью, уверившись, что все было напрасно. И если бы не ты…

Только тут я заметила, что он дрожит всем телом, вероятно от избытка адреналина в крови. Он, в свою очередь, смотрел на меня со страхом и изумлением.

– А вот ты у нас просто чудо, Немезида. Я приготовился встретить свою смерть, и вдруг врываешься ты, будто ангел мщения. – Он запнулся. – Знаешь, я вырос и жил с идеей, что все вокруг либо умирают, либо предают, а полагаться можно только на себя самого. Теперь все изменилось. Я чувствую, что могу тебе доверять. Кому-то подобное признание может показаться мелочью. – Его глаза потемнели, а голос сделался хриплым. – Но в моих устах – это самый большой комплимент.

Я покраснела, потому что знала: еще ребенком он потерял всех, кого любил. Вспомнила, с какой болью он говорил мне о смерти матери. Он и сам мог умереть в любую минуту от рук своих родственников и выжил только благодаря собственному уму. Мне не нужно было объяснять, что его слова означали нечто очень важное.

И еще он смотрел сейчас на меня так, как прежде не смотрел никто. Я не могла ответить ему тем же, но вдруг обнаружила, что не в силах отвести глаз от его губ, щеки мои горят, а во рту пересохло.

– Посмотри на меня, – попросил Тайрус, ласково прикоснувшись пальцем к моей щеке.

Я вздохнула, стараясь избавиться от тревоги, и подняла взгляд. Его проницательные умные глаза, казалось, заглядывали в самые глубины моего сердца.

– Ты совершенно необыкновенная, – тихо сказал он. – Наверное, это крайний эгоизм, что я хочу, чтобы ты была только моей.

– Хочешь, чтобы я… что? – непонимающе переспросила я.

Он улыбнулся и поцеловал меня в губы.

Вокруг не было никого, перед кем требовалось разыгрывать спектакль, но его мягкие, горячие губы крепко прижались к моим. Растерявшись, я застыла, в то время как его пальцы перебирали мои волосы. Это было любопытное ощущение. Когда он терся своими губами о мои, мне вдруг показалось, что я – таю. И его мудрые пальцы это поняли и принялись ласкать мой затылок. Тайрус был силен, я лишний раз почувствовала это по той властности, с которой его рука обхватила мою шею. Однако в жесте не было ничего угрожающего. Напротив, это было нежнейшее прикосновение на свете. Его губы стали более нетерпеливыми. Мои ладони, словно не подчиняясь мне, нашли путь к его телу и принялись исследовать рисунок его мускулов.

Планета осталась где-то далеко, нас окружала головокружительная чернота космоса. Я прижалась к Тайрусу. Казалось, каждая частица моего тела пробудилась к жизни. Прежде я даже не подозревала, что можно испытывать подобные чувства. Теперь я не узнавала саму себя. Возврат к прежней обыденности сделался чем-то немыслимым.

И тут его тело превратилось в чудо. Я водила ладонью по его разгоряченной, словно от лихорадки, груди. Тайрус притиснул меня к стене. В иллюминаторе за его плечом виднелся узкий край Люмины, становившийся все меньше и меньше, сменяясь россыпью звезд. Губы Тайруса заставили мой рот раскрыться, и я ощутила вкус его языка…

Вот оно! Вот что значит – жить! Быть живой, быть человеком.

Мне хотелось, чтобы это длилось вечно.

Наконец Тайрус отстранился и заглянул мне в глаза. Мне показалось, что я сейчас упаду. Слабость должна была бы меня напугать, но сейчас я воспринимала ее как пустяк, отвлекающий от главного, от того, что разворачивалось между нами. Я всматривалась в его лицо, увидев то, чего не замечала раньше. Сотни важных подробностей настоятельно требовали моего внимания. Зеленые точечки в серо-голубых радужках; его напряженный взгляд, заглядывающий в глубины моей сущности… Как я могла прежде не замечать аромата его кожи или уверенную силу рук? Когда я гладила его бицепсы, под