встать в газовое облако, проткнуть костюм, и некоторое время воздух будет только выходить, а не входить. С Дрянью такого эксперимента не проводили: никто не хотел быть первым.

– Одна минута, – сказала Салли Калпеппер.

Гонзо посмотрел на меня и широко улыбнулся за прозрачным забралом. Мы вместе с Джимом и Салли должны были разместить самую опасную и важную бомбу – ближе всего к огню. Гонзо такое обожает.

Тут Салли Калпеппер скомандовала «Вперед», и все бросились по машинам.

Мы влетели на территорию станции. Бон Брискет проломил танком ворота, они заскрежетали, лопнули, и гусеницы припечатали их к земле. Тобмори Трент и Энни Бык поехали в одну сторону, Сэмюэль П. и Брайтуотер Фиск в другую. Я, Гонзо, Джим и Салли (всегда первые на входе и последние на выходе) размазали колесами мягкие от жара ворота и рванули к нашему месту назначения – вспомогательному хранилищу, находившемуся бок о бок с главным. Пока оно держало весь огонь внутри, как горн, но долго это продолжаться не могло. Мы пронеслись по стоянке для служащих, и краска на капоте пошла пузырями. Пробив покореженные ворота, мы ворвались в хранилище – точно с солнца зашли в тень. Внутри оказалось много пара и воздух дрожал от накала, но температура была не такой высокой, как снаружи. Два грузовика с солдатами Бона Брискетта влетели следом и встали вдоль стен.

Джим Хепсоба с визгом развернул машину, тем самым поместив бомбу максимально близко к точке Х (хотя точки Х, по сути, не было), и ударил по тормозам, оставив на полу резиновый след и сэкономив нам двадцать секунд. Мы вылезли наружу, в раскаленный, скверный воздух. Мальчишки Бона Брискетта, похожие на ос в бронекостюмах, взяли нас в кольцо – можно подумать, за таким делом на нас бы кто-нибудь напал. У них были большие автоматы с водяным охлаждением, работающие даже в таких условиях и заряженные пулями, которые могут убить человека, но не повредят контейнер с ФОКСом. Наверное.

С одной стороны был ряд черных ящиков высотой в человеческий рост, опутанных шлангами, – запасной генератор ФОКСа. Мы так и не поняли, как он работает. Вокруг не порхали феи, не пел хор ангелов. Но выглядел генератор жутко, будто шесть соединенных между собой гробов для группового бальзамирования. Лампочки не горели – уже хорошо. Если он не работает, то и пламя кормить не будет. Можно просто его взорвать. Одной проблемой меньше и самое время заняться делом.

Пол дрожал и рокотал. Все здание вибрировало от мощи, бушующей за стеной. Двадцать футов до горна. Семь футов по горну сквозь пламя и больше- чем-пламя. Тридцать футов до самой разрушительной силы в мире, сдерживаемой хлипким стаканом из камней и песка. Некогда канителиться. Подъемники: Джим тягал, Салли задавала направление своими хрупкими ручками, и все мы слышали в шлемофонах кряхтенье – но никакой болтовни, никаких вопросов. Мы знали свое дело и друг друга. Разговоры означали бы недопонимание.

– Объект на месте, – сказала Салли.

Время: четыре минуты пятьдесят секунд. Никто и никогда не управился бы быстрее. Джип Хепсоба подошел настроить таймер, и тут что-то дзынькнуло. Я обернулся, и мне почудилось, будто мир сковало льдом.

В хранилище вместе с нами был человек. Обычный, подтянутый мужчина в черном костюме, почти священник – или монах. Он вспотел, потому что в зале было жарковато для простого человека. Примерно на сорока градусах мозг отключается. Если температура тела поднимется еще немного, ты забудешь, что происходит, и начнешь умирать. Но незнакомец умирать не собирался. Он был полностью сосредоточен, даже слегка скучал, помахивая цепью с крючком на конце. Рост примерно пять футов одиннадцать дюймов, явно азиатские корни, руки и ноги расслаблены, как у марионетки. Еще у него были пижонские усы – два полудюймовых усика, как у злодеев из черно-белых фильмов. Он поклонился.

– Добрый вечер. Мое присутствие здесь – лишь досадная необходимость. Скоро все закончится. – И вслед за этим кратким приветствием он принялся убивать мальчишек Бона Брискетта.

Как я теперь понял, мальчишки Бона Брискетта отнюдь не были слюнтяями с пушками. Они не стояли и не ждали, пока Усатый вонзит крючок в их мягкие части тела. То были солдаты в бронекостюмах, вооруженные современными автоматами, – лучшие бойцы теперешнего мира. Они заняли правильные позиции, создали огневой мешок, продумали углы обстрела. Большой пятигранник воздуха в шесть футов высотой мгновенно стал непригодным для жизни – нечасто такое видишь. Когда Усатый без труда преодолел это препятствие, они побросали автоматы, достали дубинки и вступили с ним в схватку. Они были молоды, быстры, сильны и умели не мешать друг другу в бою. Там было много карате, немного силата и несколько приемов из иайдо, выполненных по высшему классу. Мальчики Бона Брискетта были хороши. Так хороши, что им почти удалось выиграть пару секунд.

Усатый шел сквозь строй плавно и размеренно. Не сказать чтобы очень уж стремительно – скорее, он просто оказывался там, где надо. Не успевали солдаты ответить на одно его движение, он совершал другое. Вопреки расхожим представлениям, это не было похоже на танец. Танцор работает с ритмом и образом. Все части его тела двигаются по отдельности и обретают красоту в гармонии. Танцор хочет выразить свои чувства, а не скрыть их. Усатый ничего подобного не делал. Его руки и ноги двигались вместе, он убивал без внезапности и не прикладывал слишком много сил. Его крючок не цеплялся за ребра и позвоночники. Усатый убивал эргономично, чтобы потом, когда надо будет отчитываться перед злым усатым боссом, ему не свело плечи и не пришлось бы идти к злому усатому врачу – лечиться от хронического растяжения сухожилий. Время от времени, когда он самую малость ошибался, его цепь дзынькала. Вся остальная энергия уходила куда положено.

Джим Хепсоба выставлял таймер и одновременно вещал по рации: «Тревога, повторяю, тревога! Нас атакуют!» Но из-за пожара было очень много