рада варить твое варенье.

— Да не нужно мне никакое варенье! — не сдержавшись, вспылил Онгерт. — Я его не ем, ты же знаешь! То-то мне казалась странной твоя привычка пичкать меня всякими повидлами! И никакая это была не мечта, а воспоминание о матери… Летний день, кипит варенье в медном тазу, и мы сидим неподалеку с тарелочками, ожидаем пенок. А тебя я около такого таза давно представить не могу, да и не хочу. Я люблю тебя такой, какая ты есть, — честной, преданной, смелой, ловкой, и никакую другую искать не собираюсь.

— Фанья… — Королева порывисто подошла к подруге, крепко обняла ее, прислонилась виском к виску. — Я скажу одну хитрость, которую ты и сама отлично знаешь. И больше того, это ты меня когда-то научила этому способу, который довольно часто успешно используешь, он называется «откровенный разговор». Но почему-то не захотела даже попытаться начистоту объясниться с родным человеком, а ведь это так просто.

— Это так только кажется… — всхлипнула вдруг камеристка, — а на самом деле очень страшно. Ну как я ему скажу, что ненавижу варить варенье и вязать носки? Я их за пять лет в монастыре кучу связала… приучала себя к усидчивости.

— Предложишь самому сделать выбор, что для него важнее, носки и варенье или ты, такая, как есть.

— Я пыталась, правда! Несколько раз уже рот открывала… но не сумела. А вдруг он выберет носки?

— Ваше величество… — Майзен деликатно, но настойчиво оттеснял королеву от невесты, — можно мы пойдем поговорим? Это недолго, теперь я все понял…

— Говорите здесь, — мгновенно постановила королева, — а я пойду в кабинет. Жду вас через четверть часа, и никаких отговорок больше слышать не желаю.

Нежно поцеловала подругу в щеку и уверенно покинула гостиную, по-королевски высоко держа красивую голову.

А дойдя до дверей кабинета, вдруг поняла, кого ей сейчас напомнила Фанья. Ее саму — такую, какой она стала за последние восемнадцать лет, с тех пор как дала согласие Иглунду. Вернее, ее сделала такой необходимость соответствовать титулу и положению. Стали невозможными внезапные поступки и решения, которые диктовались сиюминутным порывом, а не государственной необходимостью и правилами этикета, пришлось отказывать себе в любимых невинных развлечениях вроде прогулки босиком или катания на качелях так отчаянно, чтобы небо на миг оказывалось под ногами.

И сейчас она снова делает то, что сочла необходимым, а не бежит туда, куда зовет ее сердце.

Зантария минуту постояла у двери, с сомнением посматривая на застывшего возле лестницы егеря, потом опасливо покосилась в ту сторону, откуда пришла, и вдруг, решительно тряхнув так и не собранными в прическу волосами, торопливо, почти бегом направилась к лестнице.

— Зря мы с ней так, — прервала тяжелое молчание Августа, — она же не со зла.

— Сама жалею, — буркнула Окти. — Но по-другому в тот момент не вышло бы. Ты же знаешь, как она к нам относится. Как гувернантка — к несмышленым детям. Кстати, и разбойника точно так же тайком опекает, даже смешно смотреть. Он давно уже сам может кого угодно одним взглядом прижечь… помню, как сначала играл с нами, словно с мышатами.

— Но Фанью никогда не обижал, — расстроенно вздохнула Кати. — И зачем я пенальчик взаправду бросила? Могла бы спрятать…

— Не переживай, у магов эти пенальчики — как у нас гусиные перья, на медяк три штуки, — успокоила ее Августа. — Меня сейчас другое заботит — просидеть тут до вечера без еды и воды не так-то просто, а идти в дом совестно.

— Пошлем Кати, пусть принесет немного. Не думаю, что кто-то пожалеет или осудит, — хмуро отозвалась Октябрина. — А когда вернемся от древней, я сама у нее первая прощения попрошу. Должна же она понимать — мы давно не юные девицы и не изнеженные богатые барышни, привыкли сами принимать решения и отвечать за них. Да мной так маменька с папенькой не командуют, уже лет с шестнадцати!

— Вон Бетрисса давно в доме Тэрлины живет, была гувернанткой, потом компаньонкой, — согласно кивала Кати, — а пока не попросишь, первая никогда не лезет с советами и командами.

— Это такая привычка всех старых дев, которые мечтают воспитывать своих детей, но не имеют, — вывела правило Кателла и вдруг покраснела как рак. — Окти, прости… сегодня, похоже, день глупца.

— Не извиняйся, я не обиделась, — отмахнулась старшая герцогиня Сарнская. — Ко мне прозвище «старая дева» больше не относится. Теперь я завидная, но переборчивая невеста. Лучше сходи на разведку — когда думаешь про еду, есть почему-то хочется так, будто три дня крошки во рту не держала.

— Не пойду, — прошептала Кати, прячась за подруг. — Сюда королева бежит, волосы так и развеваются…

— Точно! — охнула Августа. — Не знаю, как вам, а мне больше всего хочется, чтобы древни забрали меня прямо сейчас. До сих пор никто не видел