задумали, а у нас с вами есть очень неплохие шансы им эти их задумки поломать.

– Излагай, – уже чуть мягче сказал Трофимов, привычно открывая свой блокнот и готовясь помечать отдельные, наиболее важные, моменты беседы.

– Я только что из медсанбата, где разговаривал с раненым немецким командиром роты, который вместе со своей ротой так неудачно для него подвернулся под сапог нашей группе при возвращении в Сокулку…

– Подожди, лейтенант!!! Как это – ты с ним разговаривал?! Он же из-за переломов челюсти разговаривать не может, его сегодня мои особисты допросить пытались, так он, сволочь, только мычал что-то непонятное.

– Виноват, товарищ бригадный комиссар, неточно выразился, – снова улыбнулся Сергей. – Я с ним письменно разговаривал – писать-то эта фашистская гадина может. Вот я ему вопросы и задавал, он ответы на них вот в этом блокноте записывал, а моя знакомая – военфельдшер Татьяна Соколова, которая, помимо того, что хороший врач, так еще и в совершенстве знает немецкий язык, написанное немцем читала и мне переводила.

– Вот же, хитрый… пройдоха! – невольно вырвалось у Трофимова. – Нет, ну ты посмотри, и тут он свои необычные штучки измысливает. Придумал ведь, шельмец, даже как у временно немого врага информацию получить, а моим специалистам по допросам нос утер!.. Кстати, твоя знакомая Татьяна Соколова – это случайно не та девушка-врач, что ты из рейда по немецким тылам привез? – хитро прищурился Трофимов, угрюмость и задумчивость которого в ходе столь необычного диалога как-то постепенно улетучились и перестали давить на нервы. – А впрочем, ладно, о твоей знакомой позже. Продолжай про немца.

– Продолжаю про немца, товарищ бригадный комиссар. Помимо прочей интересной и важной для нас информации о системе снабжения и организации работы тыловых служб вермахта немецкий гауптман сообщил, что в населенном пункте Суховоля, точнее, на его окраине, немцы организовали временный сборный пункт, по типу концлагеря, для приема и содержания советских военнопленных. Там уже сейчас собраны больше двух тысяч наших пленных бойцов и командиров – причем пока и бойцы, и командиры собраны в одном месте, только содержатся в разных отделениях лагерного сборного пункта. Помимо функции сбора пленных этот пункт выполняет также функции временного рабочего лагеря – в нем собрано много специалистов строительных участков 68-го Гродненского и 66-го Осовецкого укрепрайонов, а также значительное количество личного состава строительных батальонов, которые перед войной перебросили к границе для ударного строительства этих самых укрепрайонов. Теперь эти специалисты и остальные пленные временно – до момента их отправки в постоянные концентрационные и рабочие лагеря на территории Польши и Германии – используются немцами в качестве бесплатной рабочей силы для различных работ, в том числе для работ по демонтажу объектов и сооружений укрепрайонов, сбору нашей и немецкой битой техники.

Трофимов выслушал Сергея и задумчиво уставился на карту, отыскивая на ней Суховолю.

– Странно, почему концлагерь, пусть и временный, немцы организовали именно там? Железной дороги там нет, сам населенный пункт небольшой, даже сразу и не скажешь, это маленький городок или очень большая деревня. Что об этом думаешь, лейтенант?

– Я думаю вот что, товарищ бригадный комиссар. Вот, посмотрите, по карте видно, что Суховоля, а здесь он указан как небольшой город, расположен примерно в центре неправильной трапеции, в углах которой Белосток, Гродно, Августов и Граево, а стороны образованы железными и шоссейными дорогами. Примерно посередине этой трапеции проходит почти параллельно границе рокадное шоссе Осовец – Домброво, и Суховоля находится также примерно посередине этого шоссе. Более того, от нижнего левого угла трапеции, из Белостока, через Суховолю к ее верхнему правому углу, Августову, и далее в Польшу, на Сувалки, тоже идет шоссе, причем идет почти по прямой, с небольшими изгибами. Думаю, немцы просто сочли для себя удобным собирать пленных в этом центре со всей округи, чтобы потом их было удобно транспортировать дальше пешим порядком, не загружая лишний раз и так сейчас перегруженную снабжением их наступающих войск железную дорогу.

– Ну, хорошо, лейтенант, допустим, это действительно так. Что дальше?

– А дальше, рассудите сами, товарищ бригадный комиссар. Немцы сейчас фактически делают за нас нашу работу – собирают личный состав разбитых и потерявших управление подразделений со значительной территории в одну кучу и в определенном месте, о котором нам стало известно. Осталось только уже собранных людей оттуда вовремя забрать. А хлебнув немецкого «гостеприимства», и прочувствовав на собственной шкуре идеологию обращения «высшей расы» с остальными малоразвитыми народами, в особенности со «славяно-азиатскими дикарями», даже те из них, кто не был захвачен в бою, а сдался в плен сам, – по различным причинам, но сам, добровольно, – уже сейчас наверняка кардинально пересмотрели свои убеждения. И, если их сейчас освободить, вооружить и поставить в строй, более беспощадных к немецким захватчикам бойцов трудно будет найти. Еще момент. Наши бойцы и командиры там обретаются пока недолго – два-три дня. Злобы и ненависти к фашистам, как я только что сказал, у них сейчас уже через край. А вот физические кондиции от тяжелой работы, скудного питания и бесчеловечного обращения с ними со стороны лагерной охраны серьезно снизиться не успели. Соответственно, и боевая эффективность после освобождения у них будет близка к максимальному уровню. И последнее. Подумайте, товарищ бригадный комиссар, какой моральный и идеологический эффект произведет появление бывших пленных в составе наших частей, их рассказы о плене и освобождении. Вот вам две темы для обсуждения в солдатской среде, так сказать, навскидку. С одной стороны, мы своих не бросаем, специально вернулись за ними аж в немецкий тыл, с другой – после рассказов бывших пленных об условиях содержания и обращении с ними там вряд ли кто захочет сдаваться в немецкий плен добровольно.

– Согласен, лейтенант. Со всем, что ты сейчас изложил, согласен! Что конкретно предлагаешь?