схватил девицу за шиворот, втолкнул внутрь – в сплошную тьму. Молниеносно вошёл за ней, не теряя ни секунды, запер засов и на ощупь включил свет. Готово. Пускай сколь угодно визжит и брыкается, многие это даже за деньги не любят. Вольют в рот водки – станет посговорчивей, хоть и обмякнет.
Девочка, впрочем, абсолютно не проявляла какого-либо испуга.
Она со скандинавским спокойствием глядела на Витю и Вадика – уже раздевшихся, в чёрных маскарадных масках как у «мистера Икс». Не сдержавшись, гостья прыснула и захихикала, показывая в сторону мужчин пальчиком:
– Ё-моё… вы себя в зеркало видели? Вот придурки… Блин, я просто умру сейчас…
Человек в костюме впервые в жизни начал терять терпение. Да что это такое-то! Девица не сбежала от родителей – они её сами выбросили. Он сделал пару шагов до камеры, закреплённой на треножнике, механически навёл фокус, включил софиты.
– Сама разденешься, или тебе помочь? – хмыкнул Витёк.
– Сама, – кивнула девочка.
Она легко выскользнула из грязной одежды, бросив обноски прямо на пол. Несколько устало, но в то же время профессионально – было ясно, что ей это не впервой. Встав перед камерой, гостья с вызовом глянула в объектив. Режиссёру стало не по себе.
– А что это у тебя на спине? – глухо спросил Вадик.
– Татуировка. Можешь посмотреть. Я не кусаюсь, котик.
Вадик от природы был любопытен. Ему не пришлось повторять дважды. Он приблизился и склонился. Между острых лопаток подростка, в самом центре, красными чернилами было набито качественное тату – огромная акулья пасть, усеянная острыми зубами. Вадик, конечно, не удержался, чтобы не прикоснуться к татуировке кончиком пальца.
В ТО ЖЕ МГНОВЕНИЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ ОЖИЛО.
Витя тупо икнул, глядя, как челюсти сомкнулись на шее Вадика и чудовище с хрустом заглотило голову приятеля. Режиссёр, напрочь утратив вальяжность, шарахнулся от камеры – её залило фонтаном крови. Обезглавленное тело свалилось на пол, скребя доски ногами – словно мертвец пытался сбежать. Витёк подался назад, натолкнулся на кровать, подготовленную для съёмок, и упал, нелепо взмахнув руками. Девочка надвигалась – согнувшись, пятясь как рак, задом наперёд. Окровавленные челюсти на её спине, хрустя черепом Вадима, наполняли подвал жутким скрипом. Отступать было некуда. Витя раскрыл рот и дико, по-девчоночьи завизжал. Со стороны, наверное, крайне смешно, когда здоровый небритый мужик верещит, будто барышня, завидевшая мышь. Но ни человеку в костюме, ни жертве смеяться не хотелось.
Лязг клыков. Крик оборвался.
Человек бросился к двери. Он лихорадочно пытался открыть засов, но, как назло, тот заклинило. По полу расползалась лужа дымящейся крови. Режиссёра не особо интересовала природа происходящего. Он думал лишь об одном – КАК БЫ СКОРЕЕ ВЫБРАТЬСЯ. За спиной послышалось тяжёлое дыхание монстра. Господи. Слишком маленький подвал. По нему не побегаешь, как в фильмах ужасов. Как же…
– Я сказала, что не кусаюсь? – послышался девичий голосок. – Извини. Пошутила.
Он закрыл глаза, развернулся. Лучше не видеть, что произойдёт. Так проще. Режиссёр не боялся тьмы с детства – она спасительна, избавляет от страха. Киномеханик чувствовал смрад из акульей пасти, запах свежей крови и сырого мяса. По телу пробежала волна дрожи – непроизвольно. Как опытный человек, он знал: умолять, предлагать деньги, просить пощадить отца трёх детей (каковых у него ещё не было, но вдруг будут) – бесполезно. Он думал, что охотился на сбежавшую из дома дурочку. Нет. Монстр с челюстями акулы на спине мастерски заманил его в собственную ловушку.
– Бургер слишком маленький, – сообщило чудовище. – Я всё ещё голодна.
Человек в костюме почувствовал страшную, резкую боль – но лишь на долю секунды. Он перестал видеть и слышать, провалившись в пропасть, полную горячего мрака. Камера под софитами продолжала технично фиксировать, как морская хищница жуёт голову похитителя и, слегка поморщившись, выплёвывает прямо на доски осколки черепа и погнутые очки без стёкол. Встав посреди комнаты, девочка улыбнулась в объектив.
– А ведь отличное кинцо получится! Надо будет попозже пересмотреть.
– Умоляю, не заставляй меня в это верить.
– Разве я заставляю, генацвале? У меня всэ признания подписывали дабравольно.
– Допустим. И какое у народа отношение ко мне сейчас?
– Как и ко мне. По-разному. Вот, смотри! (
– (
– (
– Тогда честно скажу тебе, Коба[22], – мне второй вариант больше понравился.
– (
– (
– А, да не психуй, слющай. Я тоже спэрва, когда такой слово услышал, согласно инстинкту кавказской крови начал кынжал искать в области пояса. Нэт,