отказ от услуг своих хозяев, скорее всего, мог привести к старому образу жизни безвольной парализованной куклы. Вот что мотивировало, вот что придавало действиям уверенности, а вере слепоты. Даже если бы мусорщики принялись сейчас ходить по домам и откусывать головы новорожденным младенцам, эти слепые фанатики с радостью поддержали бы их. Ни один бы мускул не дрогнул, ни одна бы крамольная мысль в голову не пришла.
— Слушай, а чем, по-твоему, занимаются мусорщики?
— Они несут благо людям, процветание, спокойствие, ясность мысли, лекарство от болезни и скуки.
— Нет, ты не понял. Что они конкретно делают? Ну, встали с утра, жвала почистили, под кислотным душем постояли, пробежку сделали… потом выбросили пару радиоактивных контейнеров на детскую площадку…
— Ах, ты об этом, — альбинос вдруг снова поскучнел и грустно улыбнулся. — Они никогда не причиняли никому вреда, ну, по крайней мере намеренно. В их обществе нет насилия, злобы и жадности. Они как единый организм, со строгим подчинением по иерархии, только достойным. Нет у них ни пьяниц, ни тунеядцев, ни воров.
— Они вообще с вами разговаривают?
Альбинос напрягся.
— Иногда. Раньше это было сложно. Их речевой аппарат не способен производить понятные человеческому уху звуки, а родная речь наших благодетелей слишком сложна, чтобы ее изучить. Теперь, когда появились нейрофоны, мы можем слышать их прекрасные голоса. Теперь мы чувствуем поддержку. Подумай, подумай, майор, каким чистым и безоблачным станет будущее человечества под защитой тех, кого вы называете так скабрезно и мерзко. Не будет жадного правительства, политиков, одуревших от собственной безнаказанности чиновников. Всем будет воздаваться по заслугам. Ты голоден — получи пищу. Ты болен — на тебе панацею. Ты волен быть тем, кем захочешь, вместо того чтобы ютиться в узких рамках, выделенных тебе обществом.
В ходе всего этого разговора, какими бы жаркими и убедительными ни были слова, Илья ощущал всю неправильность происходящего. Что-то тут было не так. В один миг он выпрямился и что есть силы съездил фанатику по лицу кулаком. Удар оказался хлестким, точным, голова альбиноса откинулась назад, из рассеченной губы хлынула кровь на паркетную доску. Бить связанных и пленных было не к лицу, однако злость, бурлившая в Прохорове после того, как лежавший перед ним одурманил, одурачил, хитростью увел из-под носа Феникс, желала выхода.
— Ты время тянешь, инвалид-колясочник, — быстро засунув кляп назад в рот, пленник уже не сопротивлялся, майор быстро обшарил его карманы, проклиная себя за халатность. Обыскать пленника надо было сразу же, но сентиментальные чувства опять помешали ему мыслить здраво. Прокол за проколом, крах за крахом. Все эти действия вели в никуда, в тупик, к поражению.
Подозрения оказались верными. Помимо ключей от машины, кошелька с парой тысяч, странного брелока с лупоглазым медведем и коробка с солью, она-то ему зачем, нашлась и тревожная кнопка. Такие устройства Прохоров видел неоднократно, они выдавались пожилым людям, чтобы те могли в любой момент позвать на помощь, и они активно покупались состоятельными людьми на случай кражи или нападения. Ими же снабжались и те граждане, что попадали под программу защиты свидетелей. Модель была именно такая, ведомственная. В корпусе имелась сим-карта, которая при случае активировала сообщение с просьбой о помощи, стоило человеку нажать на единственную ярко-красную кнопку. Там же располагался и достаточно мощный передатчик, по которому любой сведущий, обладая метками устройства, мог узнать местоположение аппарата. Кнопка была нажата, и тускло подмигивающий красный диод прочил крупные неприятности.
Прохоров метнулся к окну и с сожалением увидел, как с проспекта к его двору метнулся красный спортивный автомобиль. Взвизгнули тормоза, машина пошла юзом, вписываясь в узкий поворот, и черканув лакированным боком по углу фасада здания, влетела на крохотную внутреннюю парковку. Хлопнули двери, послышались возбужденные голоса вечно бдящих перед парадной бабушек-хлопотушек. Если все трешеры были такими же дьявольски выносливыми и быстрыми фанатиками, как и блондин, то сходиться с ними в рукопашную, на узкой лестнице не очень хотелось.
Кнопка, видимо, действительно была тревожной, а блондин стоял далеко не на последней ступени в иерархии трешеров. Парни торопились и взяли тот транспорт, который попался в спешке. Ясно как день, что никто не отправляется на оперативное задание в красном спортивном автомобиле, даже те, у кого адская машина в голове.
Тут нужно было действовать не стандартно, парни, идущие на перехват агента специального ведомства, могли предполагать, что их ждут. Импровизация могла и сработать. Прохоров отправил альбиноса в нокаут, быстро пробил пробку кулерной бутылки и, вылив из нее воду в ванную, вышел за дверь, не забыв перед этим захватить и тревожную кнопку. Надвинув на глаза кепку, он методично запер все четыре своих немецких засова, так чтобы даже при всем желании открыть дверь быстро не получилось, быстро поднялся на верхний этаж, перескакивая порой через три ступеньки, и, открыв форточку на последнем этаже, выбросил маяк на улицу. После всего этого он начал спокойно спускаться вниз, держа в руках пустую бутыль. На нем все еще была форма доставщика, так что пробежавшие мимо крепкие парни даже не обратили на него внимания. Когда Илья уже коснулся ногой последней ступеньки, послышались грубые удары в дверь и крики. На губах майора появилась довольная ухмылка. Дверь эту он ставил давно, по большому знакомству. На четырех петлях, с хитрыми импортными замками и специальными кронштейнами, не дающими просто снести преграду, этот предмет интерьера поднимался шестью грузчиками, за что пришлось платить дополнительно. Влезть в окно можно было бы только с крыши, при этом имея хотя бы трос или веревку, а чтобы проникнуть внутрь квартиры с площадки, нужен был ключ, ну, или кусок пластида с детонатором.
